«У чекиста должна быть холодная голова, горячее сердце и чистые руки

Созданная Дзержинским и его коллегами ВЧК выросла в одну из наиболее эффективных спецслужб мира, которую боялись, ненавидели и уважали, в том числе самые злейшие враги нашей страны. Но не только этим он вошел в историю. Помимо своей чекистской деятельности, Дзержинский стал, пожалуй, самым известным борцом с детской беспризорностью в истории нашей страны.

В последнее время не утихают споры о том, возвращать или не возвращать памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянку. Если вы хотите лучше понять,каким человеком был основатель ВЧК, предлагаю вашему вниманию его высказывания:

– Жить – разве это не значит питать несокрушимую веру в победу?

– Чекист должен иметь горячее сердце, холодную голову и чистые руки.

– Тот, кто станет жестоким и чье сердце останется бесчувственным по отношению к заключенным, должен уйти отсюда. Здесь, как ни в каком другом месте, нужно быть добрым и благородным.

– Человек только тогда может сочувствовать общественному несчастью, если он сочувствует какому-либо конкретному несчастью каждого отдельного человека.

– Огромная задача стоит перед вами: воспитать и сформировать души ваших детей. Будьте зорки! Ибо вина или заслуга детей в огромной степени ложится на голову и совесть родителей.

– Исправить может только такое средство, которое заставит виновного осознать, что он поступил плохо, что надо жить и поступать иначе. Розга же действует лишь короткое время; когда дети подрастают и перестают бояться ее, вместе с ней исчезает и совесть.

– Страх не научит детей отличать добро от зла; кто боится боли, тот всегда поддастся злу.

– Я не проповедаю, что мы должны изолироваться от заграницы. Это совершенный абсурд. Но мы обязаны создать благоприятный режим развития тех отраслей, которые жизненно необходимы и в которых мы можем конкурировать с ними.

– Чтобы государство не обанкротилось, необходимо разрешить проблему госаппаратов. Неудержимое раздутие штатов, чудовищная бюрократизация всякого дела - горы бумаг и сотни тысяч писак; захваты больших зданий и помещений; автомобильная эпидемия; миллионы излишеств. Это легальное кормление и пожирание госимущества этой саранчой. В придачу к этому неслыханное, бесстыдное взяточничество, хищения, нерадения, вопиющая бесхозяйственность, характеризующая наш так называемый «хозрасчёт», преступления, перекачивающие госимущество в частные карманы.

– Где есть любовь, там нет страдания, которое могло бы сломить человека. Настоящее несчастье - это эгоизм. Если любить только себя, то с приходом тяжелых жизненных испытаний человек проклинает свою судьбу и переживает страшные муки. А где есть любовь и забота о других, там нет отчаяния…

– Тот, у кого есть идея и кто жив, не может быть бесполезным, разве только сам отречется от своей идеи.

– За верой должны следовать дела.

– В каких бы трудных условиях вам ни пришлось жить, не падайте духом, ибо вера в свою силу и желание жить для других - это огромная сила.

– Жизнь, конкретная практика, повседневно открывает перед нами новые возможности, поэтому надо больше отталкиваться не от бумаги, а от жизни.

– «Худший враг не мог бы нам столько вреда принести, сколько он принес своими кошмарными расправами, расстрелами, предоставлением солдатам права грабежа городов и сел. Все это он проделывал от имени нашей советской власти, восстанавливая против нас все население. Грабеж и насилие - это была сознательная военная тактика, которая, давая нам мимолетный успех, несла в результате поражение и позор». Дзержинский о эсере Михаиле Муравьёве, апрель 1918 года.

Конечно, во время Гражданской войны были шкурники, совершались злоупотребления. Но нынешних мифотворцев не смущает, что Пастернак не счел возможным рисовать с помощью таких красок портрет революционера. Писатель помнил, что для времен Гражданской войны было типично, а что - даже обывателями воспринималось как исключение. Роскошествующий революционер - исключение. Голодающий - типично.

То, что советские бюрократические привилегии возникли при Сталине, - старый советский миф. Все началось при Ленине. В снабжении руководящих работников коммунисты, хоть пока и незначительно, отступали от принципов социального равноправия. Побеждали обычные законы социальной иерархии, порождающие привилегии в любом централизованном обществе. Какова была вершина «номенклатурных привилегий» во время «военного коммунизма»? На обед в столовой ВЦИК в 1920 г. можно было получить на выбор: 100 грамм мяса, или дичи, или рыбы, или сто пятьдесят грамм селедки. Можно было отказаться от этого роскошества, и тогда съесть около 75 грамм каши, или макарон, или риса. А можно было отказаться от вышеперечисленного и шикануть - съесть аж двести грамм картошки. Еще можно было добавить около 30 грамм гарнира и 8 грамм масла. Отказавшись от масла, можно было претендовать на соль. Хлеба полагалось сто грамм. В «суперэлитной» столовой СНК эти нормы были выше в 2-3 раза . Тоже не густо - уровень жизни обычного советского человека 70–х гг.

Так что сюжеты теле–и киноподелок вроде «Доктора Живаго» не правдивее агиток сталинского времени. И когда на основании, в общем, скромных советских привилегий пытаются оправдать нынешнее социальное расслоение (мол, посмотрите, что было при коммунистах), уместно говорить уже не о мифе, а о промывании мозгов соляной кислотой. Советское государство стремилось обеспечить номенклатурным работникам уровень жизни западного среднего класса даже во время народных бедствий. Это достойно порицания, это нарушает официально провозглашенные коммунистами нормы социальной справедливости, но это несопоставимо с разгулом нынешних хозяев жизни на курортах Куршевеля и в подмосковных поместьях.

Эта формула, изреченная основателем ЧК Дзержинским, определяла, каким должен быть настоящий чекист. В советское время официальный миф утверждал, что такими чекисты и были чуть ли не поголовно. Соответственно красный террор изображался как вынужденное уничтожение непримиримых врагов советской власти, выявленных путем скрупулезного сбора доказательств. Картина, мягко говоря, - не соответствовала реальности. А раз так - получите новый миф: коммунисты как пришли к власти, так и принялись методически уничтожать «генофонд нации».

Красный террор стал наиболее мрачным явлением начального этапа советской истории и одним из несмываемых пятен на репутации коммунистов. Получается, вся история коммунистического режима сплошной террор, сначала ленинский, потом сталинский. В реальности вспышки террора чередовались с затишьями, когда власть обходилась репрессиями, характерными для обычного авторитарного общества.

Октябрьская революция проходила под лозунгом отмены смертной казни. Постановление Второго съезда советов гласило: «Восстановленная Керенским смертная казнь на фронте отменяется». Смертная казнь на остальной территории России была отменена еще Временным правительством. Страшное слово «Революционный трибунал» поначалу прикрывало довольно мягкое отношение к «врагам народа». Кадетке С.В. Паниной, спрятавшей от большевиков средства Министерства просвещения, Ревтрибунал 10 декабря 1917 г. вынес общественное порицание.

Во вкус репрессивной политики большевизм входил постепенно. Несмотря на формальное отсутствие смертной казни, убийства заключенных иногда осуществлялись ВЧК во время «очистки» городов от уголовников.

Более широкое применение казней и тем более проведение их по политическим делам было невозможно как из–за преобладающих демократических настроений, так и из–за присутствия в правительстве левых эсеров - принципиальных противников смертной казни. Нарком юстиции от партии левых эсеров И. Штернберг препятствовал не только казням, но даже арестам по политическим мотивам. Поскольку левые эсеры активно работали в ВЧК, развернуть правительственный террор в это время было трудно. Впрочем, работа в карательных органах влияла на психологию эсеров–чекистов, которые становились все более терпимыми к репрессиям.

Ситуация стала меняться после ухода из правительства левых эсеров и особенно - после начала широкомасштабной Гражданской войны в мае-июне 1918 г. Ленин разъяснял своим товарищам, что в условиях Гражданской войны отсутствие смертной казни немыслимо. Ведь сторонники противоборствующих сторон не боятся тюремного заключения на любой срок, так как уверены в победе своего движения и освобождении их из тюрем.

Первой публичной жертвой политической казни стал А.М. Щастный. Он командовал Балтийским флотом в начале 1918 г. и в сложной ледовой обстановке вывел флот из Гельсингфорса в Кронштадт. Тем самым он спас флот от захвата немцами. Популярность Щастного выросла, большевистское руководство заподозрило его в националистических, антисоветских и бонапартистских настроениях. Наркомвоен Троцкий опасался, что командующий флотом может выступить против советской власти, хотя определенных доказательств подготовки государственного переворота не было. Щастный был арестован и после процесса в Верховном революционном трибунале расстрелян 21 июня 1918 г. Смерть Щастного породила легенду о том, что большевики выполняли заказ Германии, мстившей Щастному, который увел Балтийский флот у немцев из–под носа. Но тогда коммунистам нужно было бы не Щастного убивать, а просто отдать немцам корабли - чего Ленин, разумеется, не сделал. Просто большевики стремились устранять кандидатов в Наполеоны до того, как те подготовят 18–е брюмера. Доказательства вины их интересовали в последнюю очередь.

Переход коммунистов к массовому террору связывают с покушением на Ленина. Это неточно. С началом Гражданской войны террор уже стал применяться в прифронтовой зоне при активной поддержке Ленина. «В Нижнем явно готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов, навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т.п.» , - телеграфировал Ленин 9 августа. В тот же день он отправил телеграмму и в Пензу: «Провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города» . 22 августа председатель Совнаркома приказывает «расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты» .

В обострившейся обстановке июня-августа 1918 г. противники большевиков также прибегают к террористическим методам борьбы. 20 июня неизвестным был убит нарком пропаганды В. Володарский. Убийцу найти не смогли. Уже тогда Ленин выступил за развязывание массового террора: «Тов. Зиновьев! Только сегодня мы узнали в ЦК, что в Питере рабочие хотят ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы их удержали. Протестую решительно!.. Надо поощрять энергию и массовидность террора» . 30 августа юный сторонник эсеров Л. Каннегисер убил руководителя Петроградского ЧК М. Урицкого. В тот же день на митинге был ранен Ленин. Виновной в покушении была объявлена сторонница эсеров Ф. Каплан. Впрочем, конкретные виновники в тот момент были не так важны - за трех большевиков должны были ответить целые классы.

В ответ на эти покушения ВЦИК советов принял резолюцию, в которой говорилось: «ВЦИК дает торжественное предостережение всем холопам российской и союзнической буржуазии, предупреждая их, что за каждое покушение на деятелей Советской власти и носителей идей социалистической революции будут отвечать все контрреволюционеры… На белый террор врагов рабоче–крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и ее агентов». Это означало введение заложничества, когда за действия одних людей должны отвечать совершенно другие. 5 сентября было принято постановление ВЦИК о красном терроре.

ГОРЯЧЕЕ СЕРДЦЕ, ХОЛОДНАЯ ГОЛОВА И "ЧИСТЫЕ" РУКИ

Михаил Соколов: Мы продолжаем наш цикл передач, посвященный 75-летию Большого террора в СССР. Сегодня в нашей московской студии наш гость из Новосибирска Алексей Тепляков, кандидат исторических наук, автор монографии "Машина террора: ОГПУ-НКВД Сибири в 1929-1941 году"...

Алексей Георгиевич, я хотел бы сказать, что формально ваш рассказ начинается с 1929 года, года великого перелома, но, тем не менее, естественно, вы прекрасно знаете и предыдущий период.
Можно ли сказать, что за предшествующее десятилетие Лениным, Дзержинским, Сталиным, вообще партией большевиков был создан идеальный механизм физического уничтожения противников большевистской диктатуры?

Алексей Тепляков: Совершенно поразительным образом на формирование вот этого беспощадного и очень эффективного карательного аппарата у большевиков ушли скорее месяцы, чем годы. Они, не имея никакого опыта предварительного, тем не менее, создали очень эффективную охранку, которая дальше только развивалась.

Михаил Соколов: А что им помогло, собственно, откуда взялись кадры, профессионалы? Или ленинская теория оказалась очень хороша на практике?

Алексей Тепляков: Ленинская теория замечательно наложилась на те особенности, которые были в России. Очень архаическое население, взбаламученное войной, выдало огромное количество людей, невероятное просто готовых убивать. Они знали великую тайну, непостижимую нормальному человеку: что убить легко.

И если руководство состояло в основном из профессиональных революционеров, в ЧК в центре и на местах, то весь остальной аппарат наполнялся с бора по сосенке. И это была, конечно, главная проблема найти людей, которые были бы готовы на все, при этом были бы хотя бы слегка грамотны и хоть как-то дисциплинированы.

И вот как раз с дисциплинированностью были большие проблемы, и с самого начала органы ЧК были колоссально криминализированы. Все наказания, которые были, не смогли очистить органы, и они с самого начала формировались по принципу круговой поруки, которая базировалась на чувстве безнаказанности. Наказывали тех, кто плохо скрывал свои преступления, тех, за кем обнаруживали политические грешки. И вообще чекистская система была военизированная, и там виновного назначало начальство.

Михаил Соколов: А где большевики находили кадры палачей для ЧК ОГПУ?...

Алексей Тепляков: ..После Первой мировой войны, революции, в ходе Гражданской войны образовался огромный кадры людей, которые прошли через войну. Именно среди них вербовались рядовые сотрудники, которые, если подавали надежды, продвигались по службе. С самого начала в ЧК была сформирована традиция крещения кровью. Новичок не всегда, но, как правило, должен был участвовать в расстрелах.
...
Михаил Соколов: Вообще это был карьерный момент? У вас в книге я вижу, что в расстрелах участвовали не только штатные чекисты, но шоферы, сотрудники фельдслужбы.
Для них это был шанс выдвинуться, сделать карьеру уже в ГПУ?

Алексей Тепляков: Дело в том, что специализация комендантов на расстрелах существовала изначально, но она не была рассчитана на постоянные вспышки террора. И как только нужно было расстреливать слишком много, приходилось подключать весь оперативный состав, а когда он тоже в буквальном смысле захлебывался в крови, подключали и фельдъегерей, и даже водителей, словом, всех, кто служил, кто подвернулся.
Сами чекисты признавали, что у нас в пыточном следствии не участвовали только буфетчицы, уборщица могла допрашивать.
...
Михаил Соколов: То есть это как бы «борьба с кулачеством» так называемая?

Алексей Тепляков: Да, но она была гораздо шире, там всех так называемых "бывших" подгребали. Например, в Сибири был один из первых случаев процентного уничтожения, когда полномочный представитель ОГПУ Заковский дал прямое указание расстрелять 10% всех священников. Их было две тысячи человек на Сибирь. И вот задание было выполнено.
...
Михаил Соколов: Есть такое стандартное представление, что пытки массово применялись чекистами только в 1937-38 году. Как я понимаю, у вас достаточно доказательств, что эта пыточная система работала с 1917 года и до конца эпохи Сталина?

Алексей Тепляков: Разумеется, масса факторов о пыточном следствии с 1918 года существует. И конечно, об этом знал и Дзержинский. Но как сам Феликс Эдмундович сказал в начале 1918 года перед своими сотрудниками первыми, что им для защиты революции позволено все, и наш принцип – цель оправдывает средства. И пытки были распространены чрезвычайно широко, но чекисты, каким-то образом до 1937 года, конечно, не очень эффективно, но скрывали это применение широкое.

Как объясняла одна из крупных деятельниц чекистской системы: пытки применялись особенно к тем, кто по всем показателям уже был смертником. И поэтому они не выходили на поверхность, поскольку человека расстреливали, и он обычно не успевал никому пожаловаться. И вот эту чекистку как раз в 1938 году посадили за то, что она протестовала против такого повального применения пыток, поскольку «это расконспирирует наши методы. А надо пытать только тех, кого будут расстреливать».

Михаил Соколов: Какая-то странная здесь есть двойственность. С одной стороны использовали стойки, ночные допросы, холодные камеры, какие-то ледники, бог знает что, с другой стороны периодически каких-то чекистов за то же самое наказывали.

Алексей Тепляков: Да, видите ли, в этой системе постоянно проходила отбраковка тех, кто не мог быть эффективным следователем. Если человек хорошо давал громкие дела, он мог безнаказанно совершать какие-то безобразия в довольно широких масштабах и быть постоянно прикрыт. А соответственно неэффективного работника, в том числе и под предлогом того, что он кого-то избил, остались следы или была жалоба на самый верх, и она дошла, его могли наказать.

Вообще верхи требовали и чтобы признания были, чтобы все были подписи, и чтобы не было открытых пыток. И чекистское начальство рапортовало, что «мы, конечно, очищаем свои ряды, мы следим и вообще работаем эффективно и правильно».
...
Михаил Соколов: Все-таки вопрос о «кулаках и вредителях», почему целью была именно эта часть населения? Чего боялся Сталин?

Алексей Тепляков: Вы знаете, террор рассматривался большевиками в качестве универсальной отмычки ко всем проблемам. Это было с самого начала, еще Ленин говорил одному из американских коммунистов, что ожесточенная классовая борьба и соответствующий террор против свергнутых классов – это лет на 50-70. То есть он, фактически, охватывал весь советский период, не зная об этом.

И соответственно, в 30-е годы эта разруха, связанная с коллективизацией, сверхиндустриализацией, породила огромное количество людей, которые были выброшены на обочину жизни, пополняли криминальную среду, и разгул преступности был фантастический. Доходило до того, что рабочие в пригородах скотину брали на ночь домой, потому что иначе ее воровали, а рабочие в ночную смену не рисковали возвращаться домой и ночевали в цехах. Убивали, грабили со страшной силой. Нам просто трудно представить разгул преступности, он был вполне сопоставим с уровнем Гражданской войны.

Одна из целей – это уничтожение всех так называемых социально-вредных и таким образом смягчение криминальной обстановки. В тех так называемых кулаках, которые осмеливались бежать из ссылки, они бежали сотнями тысяч, рассыпались по всей стране, руководство видело кадры будущих повстанческих организаций. Наконец нужно было вычислить так называемых представителей "вредных" национальностей, и Сталин секретарю Красноярского крайкома ВКП(б) прямо сказал, что "все эти немцы, поляки, латыши – это изменнические нации, подлежащие уничтожению, надо ставить их на колени и стрелять как бешеных собак"...

И таким образом, были уничтожены целые слои населения, начиная с так называемых "бывших", которые через 20 лет после революции насчитывались миллионами, и остатки всех этих разгромленных классов в купе с представителями тех национальностей государства, которых вели враждебную политику по отношению к СССР. И наконец, та номенклатура, которая с точки зрения Сталина свое отработала и должна быть заменена...

Но когда террор стал раскручиваться, имея свою неизбежную логику расширяться и расширяться, то именно за счет уголовного контингента чекисты экономили, и в результате из 720 тысяч расстрелянных в 1937-38 годах уголовный элемент составил, вряд ли больше 10%. Причем и среди расстрелянных был пониженный процент, потому что гораздо важнее было расстрелять так называемых кулаков.
...
Михаил Соколов: Как чувствовали себя в 1937-38 году сами чекисты? Их руководители понимали, что у них нет шансов спастись, поскольку репрессии снимают слой за слоем руководящий состав?

Алексей Тепляков: В 1937 году была определенная эйфория, связанная с тем, что ряд крупных чекистов, условно говоря, «людей Ягоды» было репрессировано, что дало колоссальное количество вакансий для активных карьеристов. И они, получая высшие ордена и членство в Верховном совете, чувствовали себя, конечно, какое-то время комфортно. Но уже и в 1938 году и их стали активно сажать.

Во второй половине 1938-го, конечно, там ощущения были ужасные, и эти люди активной работой и алкоголем пытались спасти свою нервную систему, но многие кончали жизнь самоубийством, и были даже два случая побегов, когда начальник дальневосточного управления НКВД Лишков смог сбежать через Манчжурию в Японию, а нарком внутренних дел Украины Успенский почти полгода скрывался по всей стране. Его искала целая бригада и наконец выловила на Урале.
...
Михаил Соколов: У вас была издана еще одна работа о механизме исполнения приговоров чекистами, попросту о расстрелах, естественно, все это было тайной.

Можно ли считать доказанным, что чекисты не просто убивали людей, но в массовом порядке применяли перед казнью пытки, насиловали женщин, мародерствовали, использовали удушение, убивали ломами и даже первыми изобрели автомобили-душегубки, как у нацистов, используя выхлопные газы для убийства?

Алексей Тепляков: Именно так оно и было. Большевики превратили дело смертной казни в очень жестокое и тщательно обставленное тайное убийство. Количество садистских способов лишения жизни особенно в период обострения террора просто устрашающее.

По разным регионам примеры один другого страшнее, когда, скажем, в Вологодской области непонятно зачем чекисты рубят приговоренных к расстрелу топорами, потом пьют, и начальник райотдела НКВД говорит: «Какие мы молодцы, не имея прежде подобного опыта, рубили человеческое тело как репу».

В Новосибирской области в одной из тюрем задушили более 600 человек и примерно полторы тысячи расстреляли. Почему душили? На суде они неопределенно говорили, что было такое указание сверху. Одним из самых отвратительных чекистских ритуалов было почти всегдашнее обязательное избиение заключенных перед расстрелом.

Михаил Соколов: А понятие "преступный приказ" в системе не существовало?

Алексей Тепляков: Абсолютно...

Михаил Соколов: В хрущевское время еще раскручивалась тема доносов, мол, из-за инициативных клеветников и был такой масштаб террора. Вы это видите? Мне показалось, что это сильно преувеличено.

Алексей Тепляков: Донос играл очень большое значение, просто его трудно увидеть в следственном деле, обычно он оставался в томе оперативных материалов, который никому не показывают...
В результате того, что у нас ничего строго в рамках инструкции не делается, сплошь и рядом в следственных делах можно увидеть причины того, почему оно возникло, в том числе и доносы. Когда были вспышки террора, конечно, чекисты работали, прежде всего, по своим, так называемым «учетам».

Михаил Соколов: А что это такое?

Это списки тех людей, которые являются политически подозрительными, нелояльными, за которыми что-то замечено либо по части высказываний, либо хотя бы по части происхождения, их связей с какими-то разоблаченными врагами народа. Люди, которые уже были судимы по политическим мотивам, люди, которые имеют связи с иностранцами. Было 18 учетных категорий, по которым те, кто проходил, были в известной степени, обречены.

Михаил Соколов: Я так понимаю, что люди, которые работали на Китайской восточной железной дороге (КВЖД), а потом вернулись в Советский Союз, мужчины почти все были уничтожены.

Алексей Тепляков: Да, это была одна из самых жестоких расправ, порядка 30 тысяч расстрелянных, а это были в основном специалисты. С точки зрения чекистов они с одной стороны в основном были «бывшими», а с другой стороны – они были готовыми японскими шпионами.
...
Михаил Соколов: О количестве жертв террора. Я так видел, что сталинисты пользуются некими цифрами из доклада прокурора Руденко, что с 1920-х годы было якобы 1 200 000 репрессировано, 600 000 расстреляно.

Есть другие оценки, комиссии ЦК КПСС под руководством Шатуновской: чуть ли не 12 миллионов репрессированных и полтора миллиона расстрелянных.

Как вы оцениваете то, что было проделано большевиками, Сталиным и так далее с населением страны?

Алексей Тепляков: Видите ли, одно дело расстрелянные только по политическим мотивам – это примерно миллион человек за все годы советской власти, к этому надо прибавить более 150 тысяч расстрелянных в войну - это только в судебном порядке, и тысяч 50, как минимум, на поле боя.

Но нужно учитывать, что в Гражданскую войну и после гражданской войны в первые годы советской власти было колоссальное количество бессудных расправ, которые творили не только и даже не столько чекисты, сколько армия, продотряды, вооруженные отряды коммунистов.

Это жертвы подавления «мятежей», когда только одно Западносибирское восстание привело к гибели порядка 40 тысяч крестьян. И таким образом, конечно, добавляются миллионы.

А самая массовая смертность в советское время – это, конечно, жертвы голодовок - это примерно 15 миллионов человек, которые с 1918 по конец 1940 годов погибли страшной голодной смертью. Это нельзя сбрасывать с весов истории.

Михаил Соколов: Пожалуй, последнее. На мой взгляд, элементы чекизма – это паранойя, шпиономания, секретность и так далее, они сохранились в системе современной госбезопасности. Каково ваше мнение?

Алексей Тепляков: К сожалению, сохранились. И мы видим, что современная система госбезопасности и милиции – это те же закрытые от общественного мнения структуры, в которых на первом месте принцип защиты своих, круговая порука и, насколько можно судить, очень высокий уровень внутриведомственной преступности, которая тщательно скрывается.
Михаил Соколов.

Эта формула, изреченная основателем ЧК Дзержинским, определяла, каким должен быть настоящий чекист. В советское время официальный миф утверждал, что такими чекисты и были чуть ли не поголовно. Соответственно, красный террор изображался как вынужденное уничтожение непримиримых врагов советской власти, выявленных путем скрупулезного сбора доказательств. Картина, мягко говоря, не соответствовала реальности. А раз так – получите новый миф: коммунисты, как пришли к власти, так и принялись методически уничтожать «генофонд нации».

Красный террор стал наиболее мрачным явлением начального этапа советской истории и одним из несмываемых пятен на репутации коммунистов. Получается, вся история коммунистического режима – сплошной террор, сначала ленинский, потом сталинский. В реальности вспышки террора чередовались с затишьями, когда власть обходилась репрессиями, характерными для обычного авторитарного общества.

Октябрьская революция проходила под лозунгом отмены смертной казни. Постановление Второго съезда советов гласило: “Восстановленная Керенским смертная казнь на фронте отменяется”. Смертная казнь на остальной территории России была отменена еще Временным правительством. Страшное слово «Революционный трибунал» поначалу прикрывало довольно мягкое отношение к «врагам народа». Кадетке С.В. Паниной, спрятавшей от большевиков средства Министерства просвещения, Ревтрибунал 10 декабря 1917 г. вынес общественное порицание.

Во вкус репрессивной политики большевизм входил постепенно. Несмотря на формальное отсутствие смертной казни, убийства заключенных иногда осуществлялись ВЧК во время “очистки” городов от уголовников.

Более широкое применение казней и тем более проведение их по политическим делам было невозможно как из-за преобладающих демократических настроений, так и из-за присутствия в правительстве левых эсеров – принципиальных противников смертной казни. Нарком юстиции от партии левых эсеров И. Штернберг препятствовал не только казням, но даже арестам по политическим мотивам. Поскольку левые эсеры активно работали в ВЧК, развернуть правительственный террор в это время было трудно. Впрочем, работа в карательных органах влияла на психологию эсеров-чекистов, которые становились все более терпимыми к репрессиям.

Ситуация стала меняться после ухода из правительства левых эсеров и особенно – после начала широкомасштабной гражданской войны в мае-июне 1918 г. Ленин разъяснял своим товарищам, что в условиях гражданской войны отсутствие смертной казни немыслимо. Ведь сторонники противоборствующих сторон не боятся тюремного заключения на любой срок, так как уверены в победе своего движения и освобождении их тюрем.

Первой публичной жертвой политической казни стал А.М. Щастный. Он командовал Балтийским флотом в начале 1918 г. и в сложной ледовой обстановке вывел флот из Гельсингфорса в Кронштадт. Тем самым он спас флот от захвата немцами. Популярность Щастного выросла, большевистское руководство заподозрило его в националистических, антисоветских и бонапартистских настроениях. Наркомвоен Троцкий опасался, что командующий флотом может выступить против советской власти, хотя определенных доказательств подготовки государственного переворота не было. Щастный был арестован и после процесса в Верховном революционном трибунале расстрелян 21 июня 1918 г. Смерть Щастного породила легенду о том, что большевики выполняли заказ Германии, мстившей Щастному, который увел Балтийский флот из под носа немцев. Но тогда коммунистам нужно было бы не Щастного убивать, а просто отдать немцам корабли – чего Ленин, разумеется, не сделал. Просто большевики стремились устранять кандидатов в Наполеоны до того, как те подготовят 18 брюмера. Доказательства вины их интересовали в последнюю очередь.

«Служить в органах могут или святые, или подлецы».

«Тот, кто станет жестоким и чье сердце останется бесчувственным по отношению к заключенным, должен уйти отсюда. Здесь, как ни в каком другом месте, нужно быть добрым и благородным».

Феликс Дзержинский

«ВЧК страшен беспощадностью своей репрессии и полной непроницаемостью для чьего бы то ни было взгляда».

Николай Крыленко

«Пока некомпетентные и даже попросту невежественные в вопросах производства, техники и т. д. органы и следователи будут гноить по тюрьмам техников и инженеров по обвинениям в каких-то нелепых, невежественными же людьми изобретенных преступлениях — «техническом саботаже» или «экономическом шпионаже», ни на какую серьезную работу иностранный капитал в Россию не пойдет… Ни одной серьезной концессии и торгового предприятия мы в России не установим, если не дадим каких-то определенных гарантий от произвола ВЧК».

Леонид Красин

«Враги наши создавали целые легенды о всевидящих глазах ЧК, о вездесущих чекистах. Они их представляли себе какой-то громадной армией. Они не понимали, в чем сила ВЧК. А она состояла в том же, в чем и сила Коммунистической партии, — в полном доверии трудящихся масс. «Наша сила в миллионах», — говорил Феликс Эдмундович. Народ верил чекистам и помогал им в борьбе с врагами революции. Помощниками Дзержинского были не только чекисты, а тысячи бдительных советских патриотов».

Федор Фомин, «Записки старого чекиста»

«Многоуважаемый Владимир Ильич! Поддержка хороших отношений с Турцией невозможна, пока продолжаются нынешние действия чекистов на Черноморском побережье. С Америкой, Германией и Персией уже возник из-за этого ряд конфликтов… Черноморские чекисты ссорят нас по очереди со всеми державами, представители которых попадают в район их действий. Агенты ЧК, облеченные безграничной властью, не считаются ни с какими правилами».

Письмо Георгия Чичерина Владимиру Ленину

«Арестовать паршивых чекистов и привезти в Москву виновных и их расстрелять. <…> Мы Вас всегда поддержим, если Горбунов сумеет подвести под расстрел чекистскую сволочь».

Из ответа Ленина Чичерину

Грамота к нагрудному знаку «Заслуженный работник НКВД»

«Ослепленные расцветающим культом личности Сталина, многие работники органов начинали терять ориентировку и не могли различить, где кончалась ленинская линия и начиналось нечто совершенно ей чуждое. Постепенно большинство из них попали под влияние Ягоды и стали послушным орудием в его руках, выполняя задания, все более и более отклоняющиеся от линии Ленина — Дзержинского».

«Постепенно я узнавал от своих подчиненных все новые и новые подробности о черных делах, творимых работниками Новосибирского УНКВД. В частности, о том, что Горбач распорядился арестовать и расстрелять как немецких шпионов чуть ли не всех бывших солдат и офицеров, которые в первую мировую войну находились в плену в Германии (а их в огромной в то время Новосибирской области насчитывалось около 25 тысяч). О страшных пытках и избиениях, которым подвергались арестованные во время следствия. Мне также рассказали, что бывший областной прокурор, который прибыл в УНКВД для проверки дел, был тут же арестован и покончил с собой, выпрыгнув в окно с пятого этажа».

«Большинство старых чекистов были убеждены в том, что с приходом в НКВД Ежова мы наконец вернемся к традициям Дзержинского, изживем нездоровую атмосферу и карьеристские, разложенческие и липаческие тенденции, насаждаемые в последние годы в органах Ягодой. Ведь Ежов, как секретарь ЦК, был близок к Сталину, в которого мы тогда верили, и мы полагали, что в органах будет теперь твердая и верная рука ЦК. В то же время большинство из нас считали, что Ягода, как хороший администратор и организатор, наведет порядок в Наркомате связи и принесет там большую пользу.

Этим вашим надеждам не суждено было сбыться. Вскоре началась такая волна репрессий, которой подверглись уже не только троцкисты и зиновьевцы, но и работники НКВД, плохо борющиеся с ними».

Михаил Шрейдер, «НКВД изнутри. Записки чекиста»

Карикатура на Ежова. Борис Ефимов, 1937 год

«Как в советские, так и в нынешние времена встать в ряды «чекистов» можно было лишь обладая отличным физическим и психическим здоровьем. Это не случайно. В этой профессии «профпольза» и «профвредность» то и дело перемежаются, иногда сталкиваясь друг с другом. При таких сшибках без хорошего здоровья не обойтись».

Евгений Сапиро, «Трактат об удаче»

«Я и сейчас уверен, что среди чекистов 20 процентов идиотов, а остальные просто циники».

Из интервью Габриэля Суперфина