Жаропонижающие средства для детей назначаются педиатром. Но бывают ситуации неотложной помощи при лихорадке, когда ребенку нужно дать лекарство немедленно. Тогда родители берут на себя ответственность и применяют жаропонижающие препараты. Что разрешено давать детям грудного возраста? Чем можно сбить температуру у детей постарше? Какие лекарства самые безопасные?
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Исцеление десяти прокажённых. Закхей. Иисус Христос в доме Марии и Марфы
В селении близ Иерусалима Иисус Христос встретил десять мужчин, больных проказой. Они не осмелились подойти к Нему и, став на колени, издали молились Ему и просили:
– Иисусе, Наставниче, помилуй нас – сделай нас здоровыми!
Иисус Христос сказал им:
– Идите, покажитесь священникам.
Они пошли и дорогою почувствовали себя совершенно здоровыми. Христос сделал им добро, избавил от такой страшной болезни, которую не могут вылечить самые лучшие доктора.
И что же? Только один из десяти исцелённых возвратился к Иисусу Христу и, припав к Его ногам, от всей души благодарил за избавление и восхвалял Бога. Тогда Христос со скорбью сказал:
– Сделались здоровыми десять, а поблагодарить пришёл только один, да и тот не еврей, а чужестранец; почему же остальные не возвратились поблагодарить Бога и воздать Ему хвалу?
Если за мелкие услуги благовоспитанные люди благодарят, то как же эти исцелённые посмели не поблагодарить за такую великую милость Божию?
Иисус Христос направлялся к Иерусалиму. В это время некто Закхей очень желал увидеть Господа. Но, к сожалению, он был очень мал ростом и не мог из толпы увидеть Иисуса. Тогда он взобрался на дерево близ дороги, где должен был пройти Господь, надеясь взглянуть на Него хоть издали.
Проходя мимо дерева, Иисус Христос увидел Закхея и, зная, как он хотел видеть Его, сказал:
– Закхей, сойди скорее; сегодня Я хочу побывать у тебя в доме!
Очень обрадовался Закхей. Он был великий грешник и не ожидал такой милости от Иисуса Христа. Теперь, видя, как ласково обратился к нему Христос, видя, что Он даже хочет зайти к нему в дом, Закхей искренно раскаялся в своих дурных поступках и в радости воскликнул:
– Господи, половину имущества своего раздам бедным и тех, кого я обидел, вознагражу вчетверо.
Так одно кроткое, ласковое слово Спасителя сделало грешника и злого человека добрым.
Когда Иисус Христос зашёл в дом Закхея, то некоторые из людей говорили между собой:
– Зачем это Господь зашёл в дом такого грешника?
Но Иисус Христос, зная их мысли, сказал:
– Теперь и в этот дом пришло спасение. Сын Божий для того и пришёл на землю, чтобы грешных сделать праведными и злых добрыми.
После этого Христос зашёл в дом одной женщины, по имени Марфа. У неё были брат Лазарь и сестра Мария.
Марфа тотчас принялась хлопотать об угощении, а богомольная Мария села у ног Христа и слушала его наставления.
Тогда Христос, видя, что Марфа так занялась приготовлением кушанья, что и не слышит Его речей, сказал ей:
– Марфа, Марфа, ты хлопочешь и заботишься о многом, а необходимо лишь одно. Ищите прежде Царство Божие, а остальное Господь даст вам.
Это значит, что прежде всего надо заботиться, чтобы душа была у нас чиста и сердце доброе. Чтобы мы прежде всего любили Господа Бога и поступали так, как Он велит. И если мы будем так поступать – Сам Господь позаботится об остальном. Он Сам даст нам и пищу, и одежду, и здоровье.
Злой должник. Милосердный самарянинОдин из слушателей обратился однажды к Иисусу Христу с таким вопросом:
– Учитель, если меня кто-нибудь постоянно обижает, то сколько раз я должен прощать ему? Не правда ли, довольно простить ему семь раз?
Но Христос отвечал:
– Нет, не семь раз, а семьдесят семь раз надо прощать! Вот послушайте, – продолжал Господь, – как надо прощать обиды друг другу:
«У одного царя было много должников, и он пожелал узнать, кто сколько ему должен. Посмотрели по записи, оказалось, что один слуга должен ему очень много денег и давно уже не отдаёт долга.
Тогда царь приказал:
– Продайте всё имущество этого должника, его жену и детей и взыщите с него долг.
Должник прибежал к царю, упал в ноги и так умолял его:
– Подожди ещё немного, добрый государь, может, я соберусь с силами и отдам свой долг.
Видя его слёзы, царь смиловался над ним и простил ему весь долг.
Что же сделал этот прощённый? Он тотчас отправился к одному товарищу, который был должен ему всего несколько рублей, и потребовал с него эти деньги.
Бедняк взмолился и просил обождать ещё. Но никакие мольбы не могли смягчить его сердце. Он потащил его к судье и посадил в тюрьму.
Скоро об этом узнал царь и очень рассердился. Он велел позвать к себе этого злого немилосердного слугу и сказал ему:
– Негодный и злой человек! Ты задолжал мне много денег, и, однако, когда ты стал просить, я простил тебе весь долг. Почему же и ты не поступил так же с товарищем, который был должен тебе очень немного?
И вот разгневанный царь приказал посадить его в тюрьму и держать до тех пор, пока не уплатит весь долг».
Окончив рассказ, Христос прибавил:
– Также и Отец Мой Небесный не простит вам ваши грехи, ваши дурные дела, если вы сами не хотите прощать тех, кто вас обидел.
Надо быть добрым и милосердным ко всем, тогда и Господь Бог также будет к нам добр и милосерд. Чтобы научить слушателей быть добрыми и милосердными ко всем, Иисус Христос рассказал им такую историю:
«Один путешественник шёл через дремучий лес. По дороге на него напали разбойники. Они ограбили его, избили и оставили едва живым.
После по этой дороге проходил священник, но он не пожалел несчастного и не захотел помочь ему.
Немного погодя проходил церковный прислужник. Он тоже увидел лежавшего и стонавшего путешественника, но, боясь разбойников, поспешил дальше и не подал ему помощи.
Наконец показался третий путник, совершенно чужой человек из Самарии. Он увидел ограбленного и избитого человека и сжалился над несчастным; он перевязал его раны, посадил на своего осла и привёз в ближайшую гостиницу. Там он дал денег хозяину гостиницы и сказал ему:
– Позаботься, пожалуйста, об этом бедняке, а когда я буду возвращаться, то ещё дам денег на расходы».
Милосердный самарянин перевязывает раны несчастного.
Христос окончил рассказ, а все окружавшие Его стояли и плакали, слушая эту грустную историю. И в самом деле, несчастный, ограбленный, весь в крови человек лежит, покинутый в тёмном лесу. Мимо него проходят свои, но спешат уйти прочь и не хотят помочь ему. Но вот совсем чужой человек с добрым сердцем пожалел его. Иисус Христос сказал слушателям:
– Поступайте и все так, как этот милосердный самарянин, тогда Господь Бог даст вам Царство Небесное.
Воскрешение ЛазаряИисус Христос не только исцелял больных, но воскрешал и мёртвых. Как, спросите вы, разве можно мёртвого сделать живым? Да, отвечу я, можно. Правда, мы, люди, не в силах сделать этого, но Иисус Христос может, потому что, вы уже знаете, Он Сын Божий и так же всемогущ, как Его Небесный Отец.
Многие мертвецы воскресли по одному слову Господа Иисуса Христа. Но вот послушайте, как Он воскресил одного добродетельного человека, по имени Лазарь. Вероятно, вы помните, что Иисус Христос бывал в доме этого человека, у которого были сёстры Марфа и Мария.
Это было очень скромное семейство. И брат и сёстры его верили, что Иисус есть Сын Божий, молились Ему и любили Его. Однажды Лазарь сильно заболел. Сёстры послали уведомить об этом Господа.
Когда посланные сказали Иисусу Христу о болезни Лазаря, то Он отвечал: «Болезнь эта не к смерти, но к славе Божией», – и пошёл навестить Лазаря только спустя два дня. В это время Лазарь уже умер. По дороге Иисус Христос сказал ученикам:
– Лазарь, друг наш, уснул, и я иду раз будить его.
Когда труднобольной уснёт крепким спокойным сном, то это считается хорошим знаком, и после такого сна больные часто выздоравливают. Поэтому ученики Господа, слыша от Него, что Лазарь уснул, сказали:
– Господи, если Лазарь уснул, то, значит, он будет здоров.
Тогда Христос сказал им просто:
– Лазарь умер. Но Я радуюсь этому, потому что теперь вы скорее убедитесь и поверите, что Я Сын Божий. Пойдём к Лазарю.
Когда Христос приближался к дому Лазаря, то к Нему навстречу выбежала Марфа и с плачем сказала:
– Господи, если бы Ты был здесь, то не умер бы брат мой! Но я верю, что если Ты попросишь чего-нибудь у Бога, Отца Небесного, то Он исполнит Твою просьбу.
Христос Спаситель ответил ей:
– Воскреснет брат твой!
Иисус воскрешает Лазаря.
В это время в доме Лазаря собралось очень много людей. Все они сочувствовали горю бедных сестёр Марфы и Марии, которые от рыданий не могли даже говорить.
Иисус Христос, любящий людей, смотря на них, и Сам не мог удержаться и заплакал. Многие говорили при этом:
– Смотрите, как Он любит Лазаря! Но почему же Он исцелил стольких больных, а не пришёл помочь Лазарю?
Иисус Христос спросил:
– Где положили покойника?
Ему отвечали:
– Господи, пойдём и посмотрим!
Иисус пришёл к могиле и велел отвалить камень от входа. Потом Он поднял очи к небу, помолился и сказал:
– Отец, благодарю Тебя, что Ты услышал Меня! Я знаю, что Ты всегда слышишь Меня, но Я говорю это, чтобы все стоящие здесь верили, что Ты послал Меня!
Затем Господь громче прибавил:
– Лазарь, иди вон!
И вот совершилось то, чего никто доселе не видал: мёртвый Лазарь стал живым, поднялся и вышел из гроба. Все пришли в ужас, не могли двинуться с места и подойти к Лазарю.
Тогда Христос сказал:
– Развяжите Лазаря, снимите с него погребальные одежды, и пусть он идёт!
Все присутствовавшие видели это непостижимое чудо и поверили, что Иисус есть истинный Бог.
Вход в ИерусалимЗа неделю до наступления праздника Пасхи Иисус Христос направился к Иерусалиму. Так как Он очень утомился, то апостолы привели молодого и смирного ослёнка, положили на него свои одежды и помогли сесть на него Учителю, а сами шли вокруг.
Когда Он ехал, тысячи народа собрались посмотреть на Господа и помолиться Ему. Все уже знали о Его чудесах; знали, как Он исцелял больных и воскрешал мёртвых, и потому спешили воздать Ему честь.
Его сопровождали не только взрослые, но и бесчисленное множество маленьких детей, которых Он так любил. Все они устилали одеждами и усыпали зелёными ветвями путь перед Господом и громко восклицали:
«Осанна Сыну Давидову! Благословен Царь Израилев!»
Перед самым городом этому торжественному шествию надо было спуститься с горы. Внизу у подошвы её раскинулся весь Иерусалим. Здесь Господь остановился, окинул взором шумный город и, заплакав, произнёс:
– О Иерусалим! Если бы ты знал, что Я хотел собрать всех детей твоих к Себе, как птица собирает птенчиков под крылья, но ты не захотел этого; и вот настанет время: к тебе придут враги и разрушат твои стены; они убьют твоих детей и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал и не любил Господа, Который посетил тебя!
При въезде в город людей прибавилось ещё больше. Те немногие, кто ещё не знал Иисуса Христа, спрашивали: «Кто это?» И им отвечали: «Это Иисус Христос из города Назарета!»
Все с восторгом встречали Господа. Только злые еврейские учителя, архиереи и начальники злобно смотрели на это торжество. Они завидовали Иисусу Христу, что все Его так любят и прославляют, и жестоко возненавидели Его.
Вход Господень в Иерусалим.
Спустя день во входе в Иерусалим Господь отправился к церковь. Но что увидел Он там? Вероятно, дети, вы бывали когда-нибудь на базаре и знаете, какой там царит крик и шум. Торговцы предлагают свои товары, покупатели торгуются, меняют и звенят ими. Там и коровы, и лошади, и овцы, и птицы… Почти то же самое нашёл Иисус Христос в еврейском храме и даже внутри его. Увидев это безобразие, Христос разгневался. Он выгнал торговцев из храма, рассыпал деньги менял и сказал им:
– Ступайте отсюда прочь! Храм есть дом Божий, дом Отца Моего Небесного, а вы превратили его в какую-то лавку!
Здесь он обратил внимание на то, что одна очень бедная женщина опустила на блюдо, куда собирали пожертвование для церкви, самую маленькую монетку, меньше нашей копейки. Иисус Христос указал на неё ученикам и сказал им:
– Истинно говорю вам, что эта женщина положила больше всех, потому что все прочие положили туда только незначительную часть от своих богатств, а она отдала для Бога всё, что имела на пропитание.
Пасха. Прощальная беседаПеред самым праздником Пасхи ученики спросили Господа:
– Где приготовить для Тебя пасху?
Он отвечал:
– Идите в город, там вы встретите человека с кувшином воды и скажите ему: «Учитель спрашивает, где комната, в которой Он будет вкушать пасху с учениками?» Он покажет вам комнату, и в ней вы приготовьте что надо.
Ученики так и сделали. Когда Иисус Христос пришёл туда, Он снял с Себя верхнее платье, взял воду и полотенце и омыл ноги всем ученикам. Потом Он сел к столу и спросил их:
– Знаете ли вы, зачем Я сделал это? Я дал вам пример, чтобы и вы также были всегда услужливы друг к другу! Вы называете Меня Господом и Учителем, и вот, если Я, ваш Господь, омыл вам ноги, то тем более вы не должны никому отказывать в услугах.
Потом Христос взял хлеб, разломил его на части и, подавая ученикам, сказал:
– Примите, едите; это Моё Тело, которое предаётся на мучения за грехи всех людей, ради их спасения.
Потом Он взял чашу с вином и, подавая апостолам, сказал:
Прошло почти две тысячи лет, как Спаситель произнёс эти святые слова; но и теперь всё люди вкушают в церкви святое Причастие, Тело и Кровь Господа в виде хлеба и вина, и вспоминают, как любящий Спаситель отдал Своё Тело на мучения и Свою Кровь на пролитие ради нашего спасения. Вы знаете, что часто люди поступают дурно, лгут, ссорятся, не молятся Богу, убивают друг друга. И вот, чтобы Бог Отец простил людей, чтобы Он взял их после смерти в Своё Небесное Царство, Иисус Христос понёс заслуженное людьми наказание, страдал за них: был распят и умер на кресте.
Страшно подумать, что мы, зная, как любит нас Иисус Христос, зная, что Он Себя не пожалел, лишь бы спасти нас, всё-таки иногда поступаем дурно, не так, как велел кроткий любящий нас Спаситель.
Когда все апостолы вкусили хлеба и выпили из чаши вина, Господь обратился к ним с такою речью:
– Дети мои! Недолго уже Мне быть с вами! Куда я иду, вы теперь не можете идти. Любите друг друга, как Я всем сердцем любил вас! Если вы будете любить Меня и всегда будете исполнять Мои повеления, то и Отец Мой Небесный будет любить вас! Я иду к Богу, Моему Отцу Небесному, и в Его Царстве приготовлю вам место!
По окончании беседы Господь с тремя учениками пошёл в сад. Там Он оставил их и велел обождать, пока Он помолится.
Иисус Христос молится в саду.
Долго и горячо молился Иисус Христос. Уже ученики Его давно уснули, уже на востоке показалась полоска зари, а Христос, усталый, всё ещё продолжал свою святую молитву. Время страданий Его приближалось, и Он молился теперь и просил у Бога, Отца Своего, помощи для перенесения всех предстоящих Ему мучений.
Предание Иисуса ХристаВсе люди любили Иисуса Христа, но не любили Его еврейские учителя, архиереи и начальники. На каждом шагу Он уличал их в лицемерии, корыстолюбии, зависти и гордыни. Эти злые люди завидовали Ему и ненавидели Его. Они давно уже искали случая, чтобы схватить Иисуса Христа в таком месте, где бы никого не было.
И вот между учениками Христа нашёлся предатель. Этого апостола звали Иуда. Он пошёл к врагам своего Учителя и сказал:
– Что вы дадите мне, если я укажу случай, когда Христос будет один и Его можно будет схватить?
Они предложили ему тридцать сребреников (25 рублей). Иуда взял деньги и согласился предать Господа. Через несколько дней, когда Христос молился в саду, Иуда известил об этом еврейских начальников и сказал им:
– Идите за мною и берите Того, Кого я поцелую.
Начальники и архиереи послали с ним своих слуг и воинов, а сами шли за ними поодаль. Все эти злодеи вооружились палками, кольями и мечами.
Иуда привёл их в сад, где молился Христос. Он приблизился к Нему и, целуя Его, сказал: «Здравствуй, Учитель!»
Но Господь знал уже, что делается в душе предателя; Он знал, что Иуда поцелуем указывает, кого именно надо схватить, а потому кротко отвечал:
– Друг Мой! Неужели поцелуем ты предаёшь врагам на мучение Сына Божия?
В эту минуту Спасителя окружили солдаты и связали крепкими верёвками.
Спасителя солдаты окружают и связывают.
Была ночь. Народа здесь не было, и никто не мог помешать им. Апостол Пётр, видя это, хотел защитить Господа. Он схватил нож и поранил ухо одного воина. Но Иисус Христос тотчас исцелил ухо Своего врага и сказал Петру:
– Оставь твой меч; все, кто поднимает меч на ближнего, и сам от меча погибнет. И неужели ты думаешь, что Я не мог бы умолить Своего Отца, чтобы Он послал Мне целые тысячи ангелов для защиты?
Потом Он увидел архиереев и учителей и сказал им:
– Как на разбойника, вы пришли на Меня с палками и кольями!
Из сада воины повели Иисуса Христа к старшему архиерею, и тот начал спрашивать Его, чему Он учит народ.
Иисус Христос отвечал:
– Я учил открыто в церкви и на площадях, спроси у тех, кто услышал Моё учение!
Один из слуг ударил Господа по щеке и сказал:
– Разве можно так отвечать архиерею?
Но Господь сказал:
– Если Я сказал худо, скажи, что же именно худо, а если Я сказал хорошо, то за что же ты ударил Меня?
Все здесь старались обидеть терпеливого Господа, все старались найти какое-нибудь преступление за Ним, но ничего дурного не могли найти. Долго водили Его к разным судьям и архиереям, долго мучили Его.
Наконец архиереи дали своим слугам и солдатам денег и велели им требовать смерти Иисуса Христа за то, что Он называл Себя Сыном Божиим. Эти несчастные целою толпою собрались перед домом главного судьи и, требуя смерти Иисуса Христа, неистово кричали:
– Распни Его! Распни Его!
И вот Сына Божия Иисуса Христа присудили к распятию и отдали в распоряжение грубых солдат.
Распятие и смерть Иисуса ХристаДолго бесчеловечные воины издевались над невинным Страдальцем. Наконец они положили Ему на плечи громадный крест и велели нести на гору Голгофу. Истерзанный и окровавленный Спаситель понёс по гористой дороге крест, на котором должны были Его распять. Едва-едва шёл Он, сгибаясь под тяжестью ноши. Воины не позволяли Ему отдохнуть и, чуть Он останавливался, снова начинали терзать Его кнутами и палками.
Солдаты издеваются над Спасителем.
Толпы народа сопровождали Страдальца и громко плакали.
Но вот и Голгофа. Воины поставили крест и начали своё злодеяние. Они сорвали со Христа одежды и Его руки и ноги прибили к кресту большими острыми гвоздями, для насмешки надели Ему на голову корону из колючего тёрна, а сверху прибили дощечку с надписью: «Иисус Назарянин, Царь Иудейский».
Вы знаете, дети, что Христос есть действительно Сын Божий и Царь всего мира. Но евреи на верили этому и смеялись.
Страшные боли переносил Спаситель, но ни одним словом Он не оскорбил мучителей. Напротив, Он молился за них и говорил:
– Боже, прости им, они не понимают, что делают.
Такие мучения претерпел Сын Божий, чтобы и нас научить кротости и терпению, чтобы и нас научить прощать обиды и любить всех людей. И если мы поступаем так, то Христос радуется на небе. Если же мы злы и поступаем дурно, то и на небе Он скорбит и страдает, потому что злых людей Он не может взять к Себе в Небесное Царство.
Но нет, вы уже знаете, дорогие дети, как страдал Спаситель, вы не захотите, чтобы Он скорбел и на небе, а потому всегда буде те добрыми, кроткими и любящими.
Вися на кресте, Спаситель слышал, как воины смеялись над Ним. Да чего лучше, даже один из разбойников, здесь же висевший на крестах, сказал Ему:
– Если Ты Сын Божий, сойди с креста и спаси Себя и нас!
Но другой разбойник ответил ему:
– Неужели ты не боишься Бога? Мы наказаны за наши злые дела, а этот Праведник не сделал ничего худого.
– Помяни меня, Господи, когда придёшь в Своё Небесное Царство.
Спаситель видел, что этот разбойник искренно раскаялся в грехах и верует, что Он Сын Божий, а потому ответил ему:
– Истинно говорю тебе, сегодня же ты будешь со Мною в раю.
Во время распятия возле креста Христова неотлучно находилась Матерь Божия. Она рыдала при виде страданий возлюбленного своего Сына. Сердце её разрывалось от скорби. Спаситель любил Свою Пречистую Матерь. Он не хотел оставлять её одинокою на земле, а потому, указав глазами на ученика Иоанна, сказал ей:
– Пусть он будет твоим сыном, – и затем сказал Иоанну: – Это – Матерь твоя.
После этого, чувствуя приближение смерти, Спаситель произнёс:
– Отец, в руки Твои отдаю душу Мою! – И тотчас умер.
К вечеру этого дня благочестивый человек, по имени Иосиф, снял тело Господа с креста, завернул его в чистое полотно и похоронил в новой пещере в своём саду, в Гефсимании.
НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ
«Семь смертных приговоров: два в Петербурге, один в Москве, два в Пензе, два в Риге. Четыре казни: две в Херсоне, одна в Вильне, одна в Одессе».
И это в каждой газете. И это продолжается не неделю, не месяц, не год, а годы. И происходит это в России, в той России, в которой народ считает всякого преступника несчастным и в которой до самого последнего времени по закону не было смертной казни.
Помню, как гордился я этим когда‑то перед европейцами, и вот второй, третий год неперестающие казни, казни, казни.
Беру нынешнюю газету.
Нынче, 9 мая, что‑то ужасное. В газете стоят короткие слова: «Сегодня в Херсоне на Стрельбицком поле казнены через повешение двадцать крестьян за разбойное нападение на усадьбу землевладельца в Елисаветградском уезде».
Двенадцать человек из тех самых людей, трудами которых мы живем, тех самых, которых мы всеми силами развращали и развращаем, начиная от яда водки и до той ужасной лжи веры, в которую мы не верим, но которую стараемся всеми силами внушить им, – двенадцать таких людей задушены веревками теми самыми людьми, которых они кормят, и одевают, и обстраивают и которые развращали и развращают их. Двенадцать мужей, отцов, сыновей, тех людей, на доброте, трудолюбии, простоте которых только и держится русская жизнь, схватили, посадили в тюрьмы, заковали в ножные кандалы. Потом связали им за спиной руки, чтобы они не могли хвататься за веревку, на которой их будут вешать, и привели под виселицы. Несколько таких же крестьян, как и те, которых будут вешать, только вооруженные и одетые в хорошие сапоги и чистые мундиры, с ружьями в руках, сопровождают приговоренных. Рядом с приговоренными, в парчовой ризе и в эпитрахили, с крестом в руке идет человек с длинными волосами. Шествие останавливается. Руководитель всего дела говорит что‑то, секретарь читает бумагу, и когда бумага прочтена, человек, с длинными волосами, обращаясь к тем людям, которых другие люди собираются удушить веревками, говорит что‑то о боге и Христе. Тотчас же после этих слов палачи, – их несколько, один не может управиться с таким сложным делом, – разведя мыло и намылив петли веревок, чтобы лучше затягивались, берутся за закованных, надевают на них саваны, взводят на помост с виселицами и накладывают на шеи веревочные петли.
И вот, один за другим, живые люди сталкиваются с выдернутых из‑под их ног скамеек и своею тяжестью сразу затягивают на своей шее петли и мучительно задыхаются. За минуту еще перед этим живые люди превращаются в висящие на веревках мертвые тела, которые сначала медленно покачиваются, потом замирают в неподвижности.
Всё это для своих братьев людей старательно устроено и придумано людьми высшего сословия, людьми учеными, просвещенными. Придумано то, чтобы делать эти дела тайно, на заре, так, чтобы никто не видал их, придумано то, чтобы ответственность за эти злодейства так бы распределялась между совершающими их людьми, чтобы каждый мог думать и сказать: не он виновник их. Придумано то, чтобы разыскивать самых развращенных и несчастных людей и, заставляя их делать дело, нами же придуманное и одобряемое, делать вид, что мы гнушаемся людьми, делающими это дело. Придумана даже такая тонкость, что приговаривают одни (военный суд), а присутствуют обязательно при казнях не военные, а гражданские. Исполняют же дело несчастные, обманутые, развращенные, презираемые, которым остается одно: как получше намылить веревки, чтобы они вернее затягивали шеи, и как бы получше напиться продаваемым этими же просвещенными, высшими людьми яда, чтобы скорее и полнее забыть о своей душе, о своем человеческом звании.
Врач обходит тела, ощупывает и докладывает начальству, что дело совершено, как должно: все двенадцать человек несомненно мертвы. И начальство удаляется к своим обычным занятиям с сознанием добросовестно исполненного, хотя и тяжелого, но необходимого дела. Застывшие тела снимают и зарывают.
Ведь это ужасно!
И делается это не один раз и не над этими только 12‑ю несчастными, обманутыми людьми из лучшего сословия русского народа, но делается это, не переставая, годами, над сотнями и тысячами таких же обманутых людей, обманутых теми самыми людьми, которые делают над ними эти страшные дела.
И делается не только это ужасное дело, но под тем же предлогом и с той же хладнокровной жестокостью совершаются еще самые разнообразные мучительства и насилия по тюрьмам, крепостям, каторгам.
Это ужасно, но ужаснее всего то, что делается это не по увлечению, чувству, заглушающему ум, как это делается в драке, на войне, в грабеже даже, а, напротив, по требованию ума, расчета, заглушающего чувство. Этим‑то особенно ужасны эти дела. Ужасны тем, что ничто так ярко, как все эти дела, совершаемые от судьи до палача, людьми, которые не хотят их делать, ничто так ярко и явно не показывает всю губительность деспотизма для душ человеческих, власти одних людей над другими.
Возмутительно, когда один человек может отнять у другого его труд, деньги, корову, лошадь, может отнять даже его сына, дочь, – это возмутительно, но насколько возмутительнее то, что может один человек отнять у другого его душу, может заставить его сделать то, что губит его духовное «я», лишает его его духовного блага. А это самое делают те люди, которые устраивают всё это и спокойно, ради блага людей , заставляют людей, от судьи до палача, подкупами, угрозами, обманами совершать эти дела, наверное лишающие их их истинного блага.
И в то время как всё это делается годами по всей России, главные виновники этих дел, те, по распоряжению которых это делается, те, кто мог бы остановить эти дела, – главные виновники этих дел в полной уверенности того, что эти дела – дела полезные и даже необходимые, – или придумывают и говорят речи о том, как надо мешать финляндцам жить так, как хотят этого финляндцы, а непременно заставить их жить так. как хотят этого несколько человек русских, или издают приказы о том, как в «армейских гусарских полках обшлага рукавов и воротники доломанов должны быть по цвету последних, а ментики, кому таковые присвоены, без выпушки вокруг рукавов над мехом».
Да, это ужасно!
Ужаснее же всего в этом то, что все эти бесчеловечные насилия и убийства, кроме того прямого зла, которое они причиняют жертвам насилий и их семьям, причиняют еще большее, величайшее зло всему народу, разнося быстро распространяющееся, как пожар по сухой соломе, развращение всех сословий русского народа. Распространяется же это развращение особенно быстро среди простого, рабочего народа потому, что все эти преступления, превышающие в сотни раз всё то, что делалось и делается простыми ворами и разбойниками и всеми революционерами вместе, совершаются под видом чего‑то нужного, хорошего, необходимого, не только оправдываемого, но поддерживаемого разными, нераздельными в понятиях народа с справедливостью и даже святостью учреждениями: сенат, синод, дума, церковь, царь.
И распространяется это развращение с необычайной быстротой.
Недавно еще не могли найти во всем русском народе двух палачей. Еще недавно, в 80‑х годах, был только один палач во всей России. Помню, как тогда Соловьев Владимир с радостью рассказывал мне, как не могли по всей России найти другого палача, и одного возили с места на место. Теперь не то.
В Москве торговец‑лавочник, расстроив свои дела, предложил свои услуги для исполнения убийств, совершаемых правительством, и, получая по 100 рублей с повешенного, в короткое время так поправил свои дела, что скоро перестал нуждаться в этом побочном промысле, и теперь ведет попрежнему торговлю.
В Орле в прошлых месяцах, как и везде, понадобился палач, и тотчас же нашелся человек, который согласился исполнять это дело, срядившись с заведующим правительственными убийствами за 50 рублей с человека. Но, узнав уже после того, как он срядился в цене, о том, что в других местах платят дороже, добровольный палач во время совершения казни, надев на убиваемого саван‑мешок, вместо того чтобы вести его на помост, остановился и, подойдя к начальнику, сказал: «Прибавьте, ваше превосходительство, четвертной билет, а то не стану». Ему прибавили, и он исполнил.
Следующая казнь предстояла пятерым. Накануне казни к распорядителю правительственных убийств пришел неизвестный человек, желающий переговорить по тайному делу. Распорядитель вышел. Неизвестный человек сказал:
«Надысь какой‑то с вас три четвертных взял за одного. Нынче, слышно, пятеро назначены. Прикажите всех за мной оставить, я по пятнадцати целковых возьму, и, будьте покойны, сделаю, как должно».
Не знаю, принято ли было, или нет предложение, но знаю, что предложение было.
Так действуют эти совершаемые правительством преступления на худших, наименее нравственных людей народа. Но ужасные дела эти не могут оставаться без влияния и на большинство средних, в нравственном отношении, людей. Не переставая слыша и читая о самых ужасных, бесчеловечных зверствах, совершаемых властями, то есть людьми, которых народ привык почитать как лучших людей, – большинство средних, особенно молодых, занятых своими личными делами людей, невольно, вместо того чтобы понять то, что люди, совершающие гадкие дела, недостойны почтения, делают обратное рассуждение: если почитаемые всеми люди, рассуждают они, делают кажущиеся нам гадкие дела, то, вероятно, дела эти не так гадки, как они нам кажутся.
О казнях, повешениях, убийствах, бомбах пишут и говорят теперь, как прежде говорили о погоде. Дети играют в повешение. Почти дети, гимназисты идут с готовностью убить на экспроприации, как прежде шли на охоту. Перебить крупных землевладельцев для того, чтобы завладеть их землями, представляется теперь многим людям самым верным разрешением земельного вопроса.
Вообще благодаря деятельности правительства, допускающего возможность убийства для достижения своих целей, всякое преступление: грабеж, воровство, ложь, мучительства, убийства считаются несчастными людьми, подвергшимися развращению правительства, делами самыми естественными, свойственными человеку.
Да, как ни ужасны самые дела, нравственное, духовное, невидимое зло, производимое ими, без сравнения еще ужаснее.
Вы говорите, что вы совершаете все эти ужасы для того, чтобы водворить спокойствие, порядок.
Вы водворяете спокойствие и порядок!
Чем же вы его водворяете? Тем, что вы, представители христианской власти, руководители, наставники, одобряемые и поощряемые церковными служителями, разрушаете в людях последние остатки веры и нравственности, совершая величайшие преступления: ложь, предательство, всякого рода мучительство и – последнее самое ужасное преступление, самое противное всякому не вполне развращенному сердцу человеческому: не убийство, не одно убийство, а убийства, бесконечные убийства, которые вы думаете оправдать разными глупыми ссылками на такие‑то статьи, написанные вами же в ваших глупых и лживых книгах, кощунственно называемые вами законами.
Вы говорите, что это единственное средство успокоения народа и погашения революции, но ведь это явная неправда. Очевидно, что, не удовлетворяя требованиям самой первобытной справедливости всего русского земледельческого народа: уничтожения земельной собственности, а напротив, утверждая ее и всячески раздражая народ и тех легкомысленных озлобленных людей, которые начали насильническую борьбу с вами, вы не можете успокоить людей, мучая их, терзая, ссылая, заточая, вешая детей и женщин. Ведь как вы ни стараетесь заглушить в себе свойственные людям разум и любовь, они есть в вас, и стоит вам опомниться и подумать, чтобы увидать, что, поступая так, как вы поступаете, то есть участвуя в этих ужасных преступлениях, вы не только не излечиваете болезнь, а только усиливаете ее, загоняя внутрь.
Ведь это слишком ясно.
Причина совершающегося никак не в материальных событиях, а всё дело в духовном настроении народа, которое изменилось и которое никакими усилиями нельзя вернуть к прежнему состоянию, – так же нельзя вернуть, как нельзя взрослого сделать опять ребенком. Общественное раздражение или спокойствие никак не может зависеть от того, что будет жив или повешен Петров или что Иванов будет жить не в Тамбове, а в Нерчинске, на каторге. Общественное раздражение или спокойствие может зависеть только от того, как не только Петров или Иванов, но всё огромное большинство людей будет смотреть на свое положение, от того, как большинство это будет относиться к власти, к земельной собственности, к проповедуемой вере, – от того, в чем большинство это будет полагать добро и в чем зло. Сила событий никак не в материальных условиях жизни, а в духовном настроении народа. Если бы вы убили и замучили хотя бы и десятую часть всего русского народа, духовное состояние остальных не станет таким, какого вы желаете.
Так что всё, что вы делаете теперь, с вашими обысками, шпионствами, изгнаниями, тюрьмами, каторгами, виселицами – всё это не только не приводит народ в то состояние, в которое вы хотите привести его, а, напротив, увеличивает раздражение и уничтожает всякую возможность успокоения.
«Но что же делать, говорите вы, что делать, чтобы теперь успокоить народ? Как прекратить те злодейства, которые совершаются?»
Ответ самый простой: перестать делать то, что вы делаете .
Если бы никто не знал, что нужно делать для того, чтобы успокоить «народ» – весь народ (многие же очень хорошо знают, что нужнее всего для успокоения русского народа: нужно освобождение земли от собственности, как было нужно 50 лет тому назад освобождение от крепостного права), если бы никто и не знал, что нужно теперь для успокоения народа, то все‑таки очевидно, что для успокоения народа наверное не нужно делать того , что только увеличивает его раздражение. А вы именно это только и делаете.
То, что вы делаете, вы делаете не для народа, а для себя, для того, чтобы удержать то, по заблуждению вашему считаемое вами выгодным, а в сущности самое жалкое и гадкое положение, которое вы занимаете. Так и не говорите, что то, что вы делаете, вы делаете для народа: это неправда. Все те гадости, которые вы делаете, вы делаете для себя, для своих корыстных, честолюбивых, тщеславных, мстительных, личных целей, для того, чтобы самим пожить еще немножко в том развращении, в котором вы живете и которое вам кажется благом.
Но сколько вы ни говорите о том, что всё, что вы делаете, вы делаете для блага народа, люди всё больше и больше понимают вас и всё больше и больше презирают вас, и на ваши меры подавления и пресечения всё больше и больше смотрят не так, как бы вы хотели: как на действия какого‑то высшего собирательного лица, правительства, а как на личные дурные дела отдельных недобрых себялюбцев.
Вы говорите: «Начали не мы, а революционеры, а ужасные злодейства революционеров могут быть подавлены только твердыми (вы так называете ваши злодейства), твердыми мерами правительства».
Вы говорите, что совершаемые революционерами злодейства ужасны.
Я не спорю и прибавлю к этому еще и то, что дела их, кроме того, что ужасны, еще так же глупы и так же бьют мимо цели, как и ваши дела. Но как ни ужасны и ни глупы их дела: все эти бомбы и подкопы, и все эти отвратительные убийства и грабежи денег, все эти дела далеко не достигают преступности и глупости дел, совершаемых вами.
Они делают совершенно то же, что и вы, и по тем же побудительным причинам. Они так же, как и вы, находятся под тем же (я бы сказал комическим, если бы последствия его не были так ужасны) заблуждением, что одни люди, составив себе план о том, какое, по их мнению, желательно и должно быть устройство общества, имеют право и возможность устраивать по этому плану жизнь других людей. Одинаково заблуждение, одинаковы и средства достижения воображаемой цели. Средства эти – насилие всякого рода, доходящее до смертоубийства. Одинаково и оправдание в совершаемых злодеяниях. Оправдание в том, что дурное дело, совершаемое для блага многих, перестает быть безнравственным, и что потому можно, не нарушая нравственного закона, лгать, грабить, убивать, когда это ведет к осуществлению того предполагаемого благого состояния для многих, которое мы воображаем, что знаем, и можем предвидеть, и которое хотим устроить.
Вы, правительственные люди, называете дела революционеров злодействами и великими преступлениями, но они ничего не делали и не делают такого, чего бы вы не делали, и не делали в несравненно большей степени. Так что, употребляя те безнравственные средства, которые вы употребляете для достижения своих целей, вам‑то уж никак нельзя упрекать революционеров. Они делают только то же самое, что и вы: вы держите шпионов, обманываете, распространяете ложь в печати, и они делают то же; вы отбираете собственность людей посредством всякого рода насилия и по‑своему распоряжаетесь ею, и они делают то же самое; вы казните тех, кого считаете вредными, – они делают то же. Всё, что вы только можете привести в свое оправдание, они точно так же приведут в свое, не говоря уже о том, что вы делаете много такого дурного, чего они не делают: растрату народных богатств, приготовления к войнам и самые войны, покорение и угнетение чужих народностей и многое другое.
Вы говорите, что у вас есть предания старины, которые вы блюдете, есть образцы деятельности великих людей прошедшего. У них тоже предания, которые ведутся тоже издавна, еще раньше большой французской революции, а великих людей, образцов для подражания, мучеников, погибших за истину и свободу, не меньше, чем у вас.
Так что, если есть разница между вами и ими, то только в том, что вы хотите, чтобы всё оставалось, как было и есть, а они хотят перемены. А думая, что нельзя всему всегда оставаться попрежнему, они были бы правее вас, если бы у них не было того же, взятого от вас, странного и губительного заблуждения в том, что одни люди могут знать ту форму жизни, которая свойственна в будущем всем людям, и что эту форму можно установить насилием. Во всем же остальном они делают только то самое, что вы делаете, и теми же самыми средствами. Они вполне ваши ученики, они, как говорится, все ваши капельки подобрали, они не только ваши ученики, они – ваше произведение, они ваши дети. Не будь вас – не было бы их, так что, когда вы силою хотите подавить их, вы делаете то, что делает человек, налегающий всею силою на дверь, отворяющуюся на него.
Если есть разница между вами и ими, то никак не в вашу, а в их пользу. Смягчающие для них обстоятельства, во‑первых, в том, что их злодейства совершаются при условии большей личной опасности, чем та, которой вы подвергаетесь, а риск, опасность оправдывают многое в глазах увлекающейся молодежи. Во‑вторых, в том, что они в огромном большинстве – совсем молодые люди, которым свойственно заблуждаться, вы же – большею частью люди зрелые, старые, которым свойственно разумное спокойствие и снисхождение к заблуждающимся. В‑третьих, смягчающие обстоятельства в их пользу еще в том, что как ни гадки их убийства, они все‑таки не так холодно‑систематически жестоки, как ваши Шлиссельбурги, каторги, виселицы, расстрелы. Четвертое смягчающее вину обстоятельство для революционеров в том, что все они совершенно определенно отвергают всякое религиозное учение, считают, что цель оправдывает средства, и потому поступают совершенно последовательно, убивая одного или нескольких для воображаемого блага многих. Тогда как вы, правительственные люди, начиная от низших палачей и до высших распорядителей их, вы все стоите за религию, за христианство, ни в каком случае несовместимое с совершаемыми вами делами.
И вы‑то, люди старые, руководители других людей, исповедующие христианство, вы говорите, как подравшиеся дети, когда их бранят за то, что они дерутся: «Не мы начали, а они», и лучше этого ничего не умеете, не можете сказать вы, люди, взявшие на себя роль правителей народа. И какие же вы люди? Люди, признающие богом того, кто самым определенным образом запретил не только всякое убийство, но всякий гнев на брата, который запретил не только суд и наказание, но осуждение брата, который в самых определенных выражениях отменил всякое наказание, признал неизбежность всегдашнего прощения, сколько бы раз ни повторилось преступление, который велел ударившему в одну щеку подставлять другую, а не воздавать злом за зло, который так просто, так ясно показал рассказом о приговоренной к побитию каменьями женщине невозможность осуждения и наказания одними людьми других, вы – люди, признающие этого учителя богом, ничего другого не можете найти сказать в свое оправдание, кроме того, что «они начали, они убивают – давайте и мы будем убивать их».
Знакомый мне живописец задумал картину «Смертная казнь», и ему нужно было для натуры лицо палача. Он узнал, что в то время в Москве дело палача исполнял сторож‑дворник. Художник пошел на дом к сторожу. Это было на святой. Семейные разряженные сидели за чайным столом, хозяина не было: как потом оказалось, он спрятался, увидев незнакомца. Жена тоже смутилась и сказала, что мужа нет дома, но ребенок‑девочка выдала его.
Она сказала: «батя на чердаке». Она еще не знала, что ее отец знает, что он делает дурное дело и что ему поэтому надо бояться всех. Художник объяснил хозяйке, что нужен ему ее муж для «натуры», для того, чтобы списать с него портрет, так как лицо его подходит к задуманной картине. (Художник, разумеется, не сказал для какой картины ему нужно лицо дворника.) Разговорившись с хозяйкой, художник предложил ей, чтобы задобрить ее, взять к себе на выучку мальчика‑сына. Предложение это, очевидно, подкупило хозяйку. Она вышла, и через несколько времени вошел и глядящий исподлобья хозяин, мрачный, беспокойный и испуганный, он долго выпытывал художника, зачем и почему ему нужен именно он. Когда художник сказал ему, что он встретил его на улице и лицо его показалось ему подходящим к картине, дворник спрашивал, где он его видел? в какой час? в какой одежде? И, очевидно, боясь и подозревая худое, отказался от всего.
Да, этот непосредственный палач знает, что он палач и что то, что он делает, – дурно, и что его ненавидят за то, что он делает, и он боится людей, и я думаю, что это сознание и страх перед людьми выкупают хоть часть его вины. Все же вы, от секретарей суда до главного министра и царя, посредственные участники ежедневно совершаемых злодеяний, вы как будто не чувствуете своей вины и не испытываете того чувства стыда, которое должно бы вызывать в вас участие в совершаемых ужасах. Правда, вы так же опасаетесь людей, как и палач, и опасаетесь тем больше, чем больше ваша ответственность за совершаемые преступления: прокурор опасается больше секретаря, председатель суда больше прокурора, генерал‑губернатор больше председателя, председатель совета министров еще больше, царь больше всех. Все вы боитесь, но не оттого, что, как тот палач, вы знаете, что вы поступаете дурно, а вы боитесь оттого, что вам кажется, что люди поступают дурно.
И потому я думаю, что как ни низко пал этот несчастный дворник, он нравственно все‑таки стоит несравненно выше вас, участников и отчасти виновников этих ужасных преступлений, – людей, осуждающих других, а не себя, и высоко носящих голову.
Знаю я, что все люди – люди, что все мы слабы, что все мы заблуждаемся и что нельзя одному человеку судить другого. Я долго боролся с тем чувством, которое возбуждали и возбуждают во мне виновники этих страшных преступлений, и тем больше, чем выше по общественной лестнице стоят эти люди. Но я не могу и не хочу больше бороться с этим чувством.
А не могу и не хочу, во‑первых, потому, что людям этим, не видящим всей своей преступности, необходимо обличение, необходимо и для них самих, и для той толпы людей, которая под влиянием внешнего почета и восхваления этих людей одобряет их ужасные дела и даже старается подражать им. Во‑вторых, не могу и не хочу больше бороться потому, что (откровенно признаюсь в этом) надеюсь, что мое обличение этих людей вызовет желательное мне извержение меня тем или иным путем из того круга людей, среди которого я живу и в котором я не могу не чувствовать себя участником совершаемых вокруг меня преступлений.
Ведь всё, что делается теперь в России, делается во имя общего блага, во имя обеспечения и спокойствия жизни людей, живущих в России. А если это так, то всё это делается и для меня, живущего в России. Для меня, стало быть, и нищета народа, лишенного первого, самого естественного права человеческого – пользования той землей, на которой он родился; для меня эти полмиллиона оторванных от доброй жизни мужиков, одетых в мундиры и обучаемых убийству, для меня это лживое так называемое духовенство, на главной обязанности которого лежит извращение и скрывание истинного христианства. Для меня все эти высылки людей из места в место, для меня эти сотни тысяч голодных, блуждающих по России рабочих, для меня эти сотни тысяч несчастных, мрущих от тифа, от цынги в недостающих для всех крепостях и тюрьмах. Для меня страдания матерей, жен, отцов изгнанных, запертых, повешенных. Для меня эти шпионы, подкупы, для меня эти убивающие городовые, получающие награду за убийство. Для меня закапывание десятков, сотен расстреливаемых, для меня эта ужасная работа трудно добываемых, но теперь уже не так гнушающихся этим делом людей‑палачей. Для меня эти виселицы с висящими на них женщинами и детьми, мужиками; для меня это страшное озлобление людей друг против друга.
И как ни странно утверждение о том, что всё это делается для меня и что я участник этих страшных дел, я все‑таки не могу не чувствовать, что есть несомненная зависимость между моей просторной комнатой, моим обедом, моей одеждой, моим досугом и теми страшными преступлениями, которые совершаются для устранения тех, кто желал бы отнять у меня то, чем я пользуюсь. Хотя я и знаю, что все те бездомные, озлобленные, развращенные люди, которые бы отняли у меня то, чем я пользуюсь, если бы не было угроз правительства, произведены этим самым правительством, я все‑таки не могу не чувствовать, что сейчас мое спокойствие действительно обусловлено всеми теми ужасами, которые совершаются теперь правительством.
А сознавая это, я не могу долее переносить этого, не могу и должен освободиться от этого мучительного положения.
Нельзя так жить. Я по крайней мере не могу так жить, не могу и не буду.
Затем я и пишу это и буду всеми силами распространять то, что пишу, и в России и вне ее, чтобы одно из двух: или кончились эти нечеловеческие дела, или уничтожилась бы моя связь с этими делами, чтобы или посадили меня в тюрьму, где бы я ясно сознавал, что не для меня уже делаются все эти ужасы, или же, что было бы лучше всего (так хорошо, что я и не смею мечтать о таком счастье), надели на меня, так же как на тех двадцать или двенадцать крестьян, саван, колпак и так же столкнули с скамейки, чтобы я своей тяжестью затянул на своем старом горле намыленную петлю.
И вот для того, чтобы достигнуть одной из этих двух целей, обращаюсь ко всем участникам этих страшных дел, обращаюсь ко всем, начиная с надевающих на людей‑братьев, на женщин, на детей колпаки и петли, от тюремных смотрителей и до вас, главных распорядителей и разрешителей этих ужасных преступлений.
Люди‑братья! Опомнитесь, одумайтесь, поймите, что вы делаете. Вспомните, кто вы.
Ведь вы прежде, чем быть палачами, генералами, прокурорами, судьями, премьерами, царями, прежде всего вы люди. Нынче выглянули на свет божий, завтра вас не будет. (Вам‑то, палачам всякого разряда, вызывавшим и вызывающим к себе особенную ненависть, вам‑то особенно надо помнить это.) Неужели вам, выглянувшим на этот один короткий миг на свет божий – ведь смерть, если вас и не убьют, всегда у всех нас за плечами, – неужели вам не видно в ваши светлые минуты, что ваше призвание в жизни не может быть в том, чтобы мучить, убивать людей, самим дрожать от страха быть убитыми, и лгать перед собою, перед людьми и перед богом, уверяя себя и людей, что, принимая участие в этих делах, вы делаете важное, великое дело для блага миллионов? Неужели вы сами не знаете, – когда не опьянены обстановкой, лестью и привычными софизмами, – что всё это – слова, придуманные только для того, чтобы, делая самые дурные дела, можно было бы считать себя хорошим человеком? Вы не можете не знать того, что у вас, так же как у каждого из нас, есть только одно настоящее дело, включающее в себя все остальные дела, – то, чтобы прожить этот короткий промежуток данного нам времени в согласии с той волей, которая послала нас в этот мир, и в согласии с ней уйти из него. Воля же эта хочет только одного: любви людей к людям.
Вы же, что вы делаете? На что кладете свои душевные силы? Кого любите? Кто вас любит? Ваша жена? Ваш ребенок? Но ведь это не любовь. Любовь жены, детей – это не человеческая любовь. Так, и сильнее, любят животные. Человеческая любовь – это любовь человека к человеку, ко всякому человеку, как к сыну божию и потому брату.
Кого же вы так любите? Никого. А кто вас любит? Никто.
Вас боятся, как боятся ката‑палача или дикого зверя. Вам льстят, потому что в душе презирают вас и ненавидят – и как ненавидят! И вы это знаете и боитесь людей.
Да, подумайте все вы, от высших до низших участников убийств, подумайте о том, кто вы, и перестаньте делать то, что делаете. Перестаньте – не для себя, не для своей личности, и не для людей, не для того, чтобы люди перестали осуждать вас, но для своей души, для того бога, который, как вы ни заглушаете его, живет в вас.
Ясная Поляна.
ПРЕДИСЛОВИЕ
В прошлом году у меня образовалась маленькая школа из крестьянских детей от десяти до тринадцати лет. Желая передать им учение Христа так, чтобы оно было понятно им и имело бы влияние на их жизнь, я рассказывал им своими словами те места из четырех евангелий, которые казались мне самыми понятными, доступными детям и, вместе с тем, самыми нужными для нравственного руководства в жизни.
Руководствуясь этим, я и составил эту книжечку. Думаю, что чтение ее по главам, сопровождаемое вызываемыми этим чтением объяснениями о необходимости приложения в жизни вечных истин этого учения, не может не быть благотворно для детей, по словам Христа, особенно восприимчивых к учению о царстве божием.
Лев Толстой.
Лев Николаевич Толстой
Учение Христа, изложенное для детей
ПРЕДИСЛОВИЕ
В прошлом году у меня образовалась маленькая школа из крестьянских детей от десяти до тринадцати лет. Желая передать им учение Христа так, чтобы оно было понятно им и имело бы влияние на их жизнь, я рассказывал им своими словами те места из четырех Евангелий, которые казались мне самыми понятными, доступными детям и, вместе с тем, самыми нужными для нравственного руководства в жизни. Чем дальше я занимался этим, тем яснее мне становилось - и из пересказов детей, и из вопросов их - все то, что легче воспринималось ими и что более привлекало их. Руководствуясь этим, я и составил эту книжечку. Думаю, что чтение ее по главам, сопровождаемое вызываемыми этим чтением объяснениями о необходимости приложения в жизни вечных истин этого учения, не может не быть благотворно для детей, по словам Христа, особенно восприимчивых к учению о царстве Божием.
Лев Толстой
Иисус Христос своим учением и жизнью открыл людям то, что дух Божий живет в каждом человеке. По учению Иисуса Христа, все бедствия людей от того, что они жизнь свою полагают в теле своем, а не в духе Божием. От этого они враждуют друг с другом, от этого мучаются душой, от этого боятся смерти. Дух Божий - это любовь. И любовь живет в душе каждого человека. Полагай люди жизнь свою в духе Божием - в любви, и не будет ни вражды, ни душевных мучений, ни страха смерти. Все люди желают себе добра. Учение Христа открывает людям то, что добро это дано им любовью и что все люди могут иметь это благо. От этого и учение Христа называется Евангелием. Ев - значит благое, ангелион - значит весть, - благая весть.
(Первое послание Иоанна 4, 7, 12, 16)
Вопросы: 1) Что открыл людям Иисус Христос? 2) Что бывает от того, если люди полагают жизнь в теле? 3) Что такое дух Божий в человеке? 4) Что будет от того, что люди будут полагать жизнь в духе?
Иисус родился 1908 лет тому назад от Марии, жены Иосифа. До 30 лет Иисус жил в городе Назарете с матерью, отцом и братьями и, когда возрос, помогал отцу в его плотничной работе. Когда Иисусу было уже 30 лет, он услыхал, что народ ходит слушать проповеди святого пустынника. Пустынника этого звали Иоанн. И Иисус вместе с народом пошел в пустыню, чтобы послушать проповедь Иоанна. Иоанн говорил, что пришло время царства Божия, такое время, когда все люди будут понимать, что они все равны, что нет ни высшего, ни низшего и что все должны жить в любви и согласии друг с другом. Он говорил, что время это близко, но наступит совсем только тогда, когда люди перестанут делать неправду. Когда простые люди спрашивали Иоанна: что мне делать? - он говорил, что тому, у кого две одежды, надо одну отдавать нищему; также тому, у кого есть пища, делиться с тем, у кого ее нет. Богатым же людям Иоанн говорил, чтобы они не обирали народ. Солдатам говорил, чтобы они не разбойничали, были довольны тем, что получают, и не сквернословили. Фарисеям и саддукеям, законникам (*) говорил, чтобы они переменили свою жизнь и покаялись. - Не думайте, - говорил он им, - что вы особенные люди. Перемените свою жизнь, и перемените так, чтобы по делам вашим видно было, что вы переменились. А если не переменитесь, то не миновать вам того, что бывает с плодовым деревом, когда оно не приносит плода. Если дерево не приносит плода, его срубают на дрова; то же будет и с вами, если не будете делать добрых дел. Если не перемените своей жизни, все пропадете.
(* Фарисеи и саддукеи - представители религиозно-политических группировок в Древней Иудее; первые выражали интересы зажиточных слоев населения и отличались особым рвением в исполнении правил благочестия (в переносном смысле фарисей - лицемер, ханжа), вторые представляли высших жрецов, землевладельцев и служилую знать. Законники, или книжники, - класс лиц, посвятивших себя изучению и истолкованию Иудейского закона. *)
Всех людей Иоанн уговаривал быть милосердными, справедливыми, кроткими. И тех, кто обещался исправить свою жизнь, Иоанн, в знак перемены их жизни, купал в реке Иордане. И когда он купал их, он говорил: - Я очищаю вас в воде, но совсем очистить вас может только дух Божий в вас самих. И слова Иоанна о том, что людям надо переменить свою жизнь для того, чтобы наступило царство Божие, и что очиститься люди могут только духом Божиим, слова эти запали в сердце Иисуса. И чтобы обдумать все то, что он услыхал от Иоанна, Иисус не вернулся домой, а остался в пустыне. И прожил так много дней, раздумывая о том, что он слышал от Иоанна.
(Мф. 1, 18; Лк. 2, 51; 3, 23; Мф. 3, 1-13; Лк. 3, 3-14; Мф. 4, 1-2)
Вопросы: 1) Где и в какой семье родился Иисус? 2) Что проповедовал Иоанн народу, богатым людям, солдатам, фарисеям и саддукеям? 3) Как Иисус слушал проповедь Иоанна и какие слова запали ему в душу? 4) Куда он пошел после того, как слышал Иоанна?
Иоанн говорил, что для того, чтобы пришло царство Божие, людям надо очиститься духом Божиим. Что же значит очиститься духом Божиим? - думал Иисус. - Если очиститься духом значит жить не для своего тела, а для духа Божия, - думал Иисус, - то действительно пришло бы царство Божие, если бы люди жили духом Божиим; потому что дух Божий один и тот же во всех людях. И живи все люди духом, все люди были бы едины, и пришло бы царство Божие. Но люди не могут жить только духом, люди должны жить и телом. Если же они будут жить телом, служить телу, заботиться о нем, то будут жить все врозь, будут жить так, как живут теперь, и никогда не придет царство Божие. Как же быть? - думал Иисус. - Жить одним духом нельзя, а жить телом, как теперь живут мирские люди, дурно, и если жить так, то все будут жить врозь и никогда не придет царство Божие. Как же быть? Убить себя в своем теле, - подумал Иисус, - нельзя, потому что дух живет в теле по воле Бога. Убить себя значит идти против воли Бога. И, раздумав так, Иисус сказал себе: выходит так, что нельзя жить одним духом, потому что дух живет в теле. Нельзя тоже жить одним телом, служить телу, как живут все люди. Нельзя также и освободиться от тела, убить себя, потому что дух живет в теле по воле Бога. Что же можно? Можно одно: жить в теле, как того хочет Бог, но, живя в теле, служить не телу, а Богу. И, рассудив так, Иисус вышел из пустыни и пошел по городам и селам проповедовать свое учение.
(Мф. 4, 3-10; Лк. 4, 3-15)
Вопросы: 1) Что думал Иисус после проповеди Иоанна? 2) Что бы было, если бы люди жили одним духом? 3) Что бывает от того, что каждый человек живет для своего тела? 4) Почему нельзя избавиться от тела? 5) Как же надо жить?
И разнеслась молва об Иисусе по округе, и много народу стало ходить за ним и слушать его. И он говорил народу: - Вот вы ходили слушать Иоанна в пустыню, зачем вы ходили к нему? Ходят смотреть людей в богатых одеждах, но те живут во дворцах, а в пустыне ничего этого не было. Зачем же вы ходили к Иоанну в пустыню? Вы ходили слушать того, кто учил вас доброй жизни. Как же он учил вас? Он учил вас тому, что должно прийти царство Божие, но что для того, чтобы оно пришло, чтобы не было зла в мире, нужно, чтобы все люди жили не врозь, каждый для себя, а все было едино, все любили друг друга. Так для того, чтобы пришло царство Божие, вам прежде всего надо изменить жизнь свою. Царство Божие придет не само собою, не Бог устроит это царство, а вы сами должны и можете установить это царство Божие, а установите вы его тогда, когда постараетесь изменить жизнь свою. Не думайте, что царство Божие явится видимым образом. Царство Божие нельзя видеть. И если вам скажут: оно здесь или там, - не верьте этому и не ходите. Царство Божие не во времени или месте каком-нибудь. Оно везде и нигде, потому что оно внутри вас, в вашей душе.
(Мф. 11, 7-12; Лк. 16, 16; 17, 20-24)
Вопросы: 1) Что говорил Иисус об учении Иоанна? 2) Что нужно, чтобы наступило царство Божие? 3) Где царство Божие?
Толстой Лев Николаевич
Лев Николаевич Толстой
Учение Христа, изложенное для детей
ПРЕДИСЛОВИЕ
В прошлом году у меня образовалась маленькая школа из крестьянских детей от десяти до тринадцати лет. Желая передать им учение Христа так, чтобы оно было понятно им и имело бы влияние на их жизнь, я рассказывал им своими словами те места из четырех Евангелий, которые казались мне самыми понятными, доступными детям и, вместе с тем, самыми нужными для нравственного руководства в жизни. Чем дальше я занимался этим, тем яснее мне становилось - и из пересказов детей, и из вопросов их - все то, что легче воспринималось ими и что более привлекало их. Руководствуясь этим, я и составил эту книжечку. Думаю, что чтение ее по главам, сопровождаемое вызываемыми этим чтением объяснениями о необходимости приложения в жизни вечных истин этого учения, не может не быть благотворно для детей, по словам Христа, особенно восприимчивых к учению о царстве Божием.
Лев Толстой
Иисус Христос своим учением и жизнью открыл людям то, что дух Божий живет в каждом человеке. По учению Иисуса Христа, все бедствия людей от того, что они жизнь свою полагают в теле своем, а не в духе Божием. От этого они враждуют друг с другом, от этого мучаются душой, от этого боятся смерти. Дух Божий - это любовь. И любовь живет в душе каждого человека. Полагай люди жизнь свою в духе Божием - в любви, и не будет ни вражды, ни душевных мучений, ни страха смерти. Все люди желают себе добра. Учение Христа открывает людям то, что добро это дано им любовью и что все люди могут иметь это благо. От этого и учение Христа называется Евангелием. Ев - значит благое, ангелион - значит весть, - благая весть.
(Первое послание Иоанна 4, 7, 12, 16)
Вопросы: 1) Что открыл людям Иисус Христос? 2) Что бывает от того, если люди полагают жизнь в теле? 3) Что такое дух Божий в человеке? 4) Что будет от того, что люди будут полагать жизнь в духе?
Иисус родился 1908 лет тому назад от Марии, жены Иосифа. До 30 лет Иисус жил в городе Назарете с матерью, отцом и братьями и, когда возрос, помогал отцу в его плотничной работе. Когда Иисусу было уже 30 лет, он услыхал, что народ ходит слушать проповеди святого пустынника. Пустынника этого звали Иоанн. И Иисус вместе с народом пошел в пустыню, чтобы послушать проповедь Иоанна. Иоанн говорил, что пришло время царства Божия, такое время, когда все люди будут понимать, что они все равны, что нет ни высшего, ни низшего и что все должны жить в любви и согласии друг с другом. Он говорил, что время это близко, но наступит совсем только тогда, когда люди перестанут делать неправду. Когда простые люди спрашивали Иоанна: что мне делать? - он говорил, что тому, у кого две одежды, надо одну отдавать нищему; также тому, у кого есть пища, делиться с тем, у кого ее нет. Богатым же людям Иоанн говорил, чтобы они не обирали народ. Солдатам говорил, чтобы они не разбойничали, были довольны тем, что получают, и не сквернословили. Фарисеям и саддукеям, законникам (*) говорил, чтобы они переменили свою жизнь и покаялись. - Не думайте, - говорил он им, - что вы особенные люди. Перемените свою жизнь, и перемените так, чтобы по делам вашим видно было, что вы переменились. А если не переменитесь, то не миновать вам того, что бывает с плодовым деревом, когда оно не приносит плода. Если дерево не приносит плода, его срубают на дрова; то же будет и с вами, если не будете делать добрых дел. Если не перемените своей жизни, все пропадете.
(* Фарисеи и саддукеи - представители религиозно-политических группировок в Древней Иудее; первые выражали интересы зажиточных слоев населения и отличались особым рвением в исполнении правил благочестия (в переносном смысле фарисей - лицемер, ханжа), вторые представляли высших жрецов, землевладельцев и служилую знать. Законники, или книжники, - класс лиц, посвятивших себя изучению и истолкованию Иудейского закона. *)
Всех людей Иоанн уговаривал быть милосердными, справедливыми, кроткими. И тех, кто обещался исправить свою жизнь, Иоанн, в знак перемены их жизни, купал в реке Иордане. И когда он купал их, он говорил: - Я очищаю вас в воде, но совсем очистить вас может только дух Божий в вас самих. И слова Иоанна о том, что людям надо переменить свою жизнь для того, чтобы наступило царство Божие, и что очиститься люди могут только духом Божиим, слова эти запали в сердце Иисуса. И чтобы обдумать все то, что он услыхал от Иоанна, Иисус не вернулся домой, а остался в пустыне. И прожил так много дней, раздумывая о том, что он слышал от Иоанна.
(Мф. 1, 18; Лк. 2, 51; 3, 23; Мф. 3, 1-13; Лк. 3, 3-14; Мф. 4, 1-2)
Вопросы: 1) Где и в какой семье родился Иисус? 2) Что проповедовал Иоанн народу, богатым людям, солдатам, фарисеям и саддукеям? 3) Как Иисус слушал проповедь Иоанна и какие слова запали ему в душу? 4) Куда он пошел после того, как слышал Иоанна?
Иоанн говорил, что для того, чтобы пришло царство Божие, людям надо очиститься духом Божиим. Что же значит очиститься духом Божиим? - думал Иисус. - Если очиститься духом значит жить не для своего тела, а для духа Божия, - думал Иисус, - то действительно пришло бы царство Божие, если бы люди жили духом Божиим; потому что дух Божий один и тот же во всех людях. И живи все люди духом, все люди были бы едины, и пришло бы царство Божие. Но люди не могут жить только духом, люди должны жить и телом. Если же они будут жить телом, служить телу, заботиться о нем, то будут жить все врозь, будут жить так, как живут теперь, и никогда не придет царство Божие. Как же быть? - думал Иисус. - Жить одним духом нельзя, а жить телом, как теперь живут мирские люди, дурно, и если жить так, то все будут жить врозь и никогда не придет царство Божие. Как же быть? Убить себя в своем теле, - подумал Иисус, - нельзя, потому что дух живет в теле по воле Бога. Убить себя значит идти против воли Бога. И, раздумав так, Иисус сказал себе: выходит так, что нельзя жить одним духом, потому что дух живет в теле. Нельзя тоже жить одним телом, служить телу, как живут все люди. Нельзя также и освободиться от тела, убить себя, потому что дух живет в теле по воле Бога. Что же можно? Можно одно: жить в теле, как того хочет Бог, но, живя в теле, служить не телу, а Богу. И, рассудив так, Иисус вышел из пустыни и пошел по городам и селам проповедовать свое учение.
(Мф. 4, 3-10; Лк. 4, 3-15)
Вопросы: 1) Что думал Иисус после проповеди Иоанна? 2) Что бы было, если бы люди жили одним духом? 3) Что бывает от того, что каждый человек живет для своего тела? 4) Почему нельзя избавиться от тела? 5) Как же надо жить?
И разнеслась молва об Иисусе по округе, и много народу стало ходить за ним и слушать его. И он говорил народу: - Вот вы ходили слушать Иоанна в пустыню, зачем вы ходили к нему? Ходят смотреть людей в богатых одеждах, но те живут во дворцах, а в пустыне ничего этого не было. Зачем же вы ходили к Иоанну в пустыню? Вы ходили слушать того, кто учил вас доброй жизни. Как же он учил вас? Он учил вас тому, что должно прийти царство Божие, но что для того, чтобы оно пришло, чтобы не было зла в мире, нужно, чтобы все люди жили не врозь, каждый для себя, а все было едино, все любили друг друга. Так для того, чтобы пришло царство Божие, вам прежде всего надо изменить жизнь свою. Царство Божие придет не само собою, не Бог устроит это царство, а вы сами должны и можете установить это царство Божие, а установите вы его тогда, когда постараетесь изменить жизнь свою. Не думайте, что царство Божие явится видимым образом. Царство Божие нельзя видеть. И если вам скажут: оно здесь или там, - не верьте этому и не ходите. Царство Божие не во времени или месте каком-нибудь. Оно везде и нигде, потому что оно внутри вас, в вашей душе.
ПРЕДИСЛОВИЕ
В прошлом году у меня образовалась маленькая школа из крестьянских детей от десяти до тринадцати лет. Желая передать им учение Христа так, чтобы оно было понятно им и имело бы влияние на их жизнь, я рассказывал им своими словами те места из четырех Евангелий, которые казались мне самыми понятными, доступными детям и, вместе с тем, самыми нужными для нравственного руководства в жизни. Чем дальше я занимался этим, тем яснее мне становилось - и из пересказов детей, и из вопросов их - все то, что легче воспринималось ими и что более привлекало их. Руководствуясь этим, я и составил эту книжечку. Думаю, что чтение ее по главам, сопровождаемое вызываемыми этим чтением объяснениями о необходимости приложения в жизни вечных истин этого учения, не может не быть благотворно для детей, по словам Христа, особенно восприимчивых к учению о царстве Божием.
Лев Толстой
Иисус Христос своим учением и жизнью открыл людям то, что дух Божий живет в каждом человеке. По учению Иисуса Христа, все бедствия людей от того, что они жизнь свою полагают в теле своем, а не в духе Божием. От этого они враждуют друг с другом, от этого мучаются душой, от этого боятся смерти. Дух Божий - это любовь. И любовь живет в душе каждого человека. Полагай люди жизнь свою в духе Божием - в любви, и не будет ни вражды, ни душевных мучений, ни страха смерти. Все люди желают себе добра. Учение Христа открывает людям то, что добро это дано им любовью и что все люди могут иметь это благо. От этого и учение Христа называется Евангелием. Ев - значит благое, ангелион - значит весть, - благая весть.
(Первое послание Иоанна 4, 7, 12, 16)
Вопросы: 1) Что открыл людям Иисус Христос? 2) Что бывает от того, если люди полагают жизнь в теле? 3) Что такое дух Божий в человеке? 4) Что будет от того, что люди будут полагать жизнь в духе?
Иисус родился 1908 лет тому назад от Марии, жены Иосифа. До 30 лет Иисус жил в городе Назарете с матерью, отцом и братьями и, когда возрос, помогал отцу в его плотничной работе. Когда Иисусу было уже 30 лет, он услыхал, что народ ходит слушать проповеди святого пустынника. Пустынника этого звали Иоанн. И Иисус вместе с народом пошел в пустыню, чтобы послушать проповедь Иоанна. Иоанн говорил, что пришло время царства Божия, такое время, когда все люди будут понимать, что они все равны, что нет ни высшего, ни низшего и что все должны жить в любви и согласии друг с другом. Он говорил, что время это близко, но наступит совсем только тогда, когда люди перестанут делать неправду. Когда простые люди спрашивали Иоанна: что мне делать? - он говорил, что тому, у кого две одежды, надо одну отдавать нищему; также тому, у кого есть пища, делиться с тем, у кого ее нет. Богатым же людям Иоанн говорил, чтобы они не обирали народ. Солдатам говорил, чтобы они не разбойничали, были довольны тем, что получают, и не сквернословили. Фарисеям и саддукеям, законникам (*) говорил, чтобы они переменили свою жизнь и покаялись. - Не думайте, - говорил он им, - что вы особенные люди. Перемените свою жизнь, и перемените так, чтобы по делам вашим видно было, что вы переменились. А если не переменитесь, то не миновать вам того, что бывает с плодовым деревом, когда оно не приносит плода. Если дерево не приносит плода, его срубают на дрова; то же будет и с вами, если не будете делать добрых дел. Если не перемените своей жизни, все пропадете.
(* Фарисеи и саддукеи - представители религиозно-политических группировок в
